Если твой босс... монстр!
Шрифт:
В ушах зазвенело и стало так… так паршиво, что я с трудом смогла втянуть в себя воздух.
— А ты… ты тоже планировал меня использовать? — выдавила, едва шевеля непослушными губами. И слова… они как-то закончились, вместе с чудесами, вернее, вместе с детской верой в чудо и надеждой на счастливое будущее.
Нет у меня ничего светлого — ни надежды, ни этого самого будущего. Только унылое существование в бесконечном страхе быть пойманной. Разве это жизнь?
Зато теперь я прекрасно понимала, почему отец так поступил, почему бросил жену и еще не родившегося ребенка, которого, по рассказам мамы, отчаянно желал и, наверное, даже любил. Он ушел, потому что спасал нас, не хотел навредить, навлечь неприятности. И, правильно… правильно сделал. Порой, чтобы спасти, нужно отказаться от того, что дорого, пожертвовать. Только не сработало — теперь его проклятье на мне.
И так стало жалко себя. И маму, от которой теперь придется держаться на расстоянии, и отца, и весь род Эшей, и даже Муру… В тот момент я почти не соображала, что говорю, что делаю, не видела напряженного, застывшего лица Кирстена.
— Ну, что же ты? Чего ждешь? Давай, используй… Меня, мою силу… Что там еще от ведьм требуется?
Руки подрагивали, и я до боли стиснул кулаки, отчаянно стараясь не потерять остатки самообладания. Но все же всхлипнула, попыталась отстраниться, но мне не позволили этого сделать, наоборот, прижали еще сильнее.
Кир не отпускал. Обнимал, обволакивая своим теплом, еле уловимым, свойственным только ему ароматом, что-то шептал, даже, кажется, гладил по голове. Сначала я не могла разобрать слов, потому что подступающая истерика душила — меня трясло и практически разрывало на части от горя и отчаяния, но потом…
— Не плачь, Ева… Только не плачь. Нет таких проблем, с которыми мы бы не справились вместе. Обязательно справимся. Мне не нужна твоя сила, слышишь? Мне нужна ты, моя такая сильная, такая ранимая девочка. Никто больше. И защищать я всегда хотел именно тебя, а не ценную для департамента ведьму. Неважно, какой у тебя дар. Я бы все равно… В любом случае… Веришь?
И столько силы звучало в его словах, столько непоколебимой уверенности, а в обнимающих меня руках было так хорошо и надежно, что я вдруг поняла, почувствовала всей своей сутью, каждой каплей крови — да, верю.
Поняла голову, встречаясь с чужим взглядом, пристальным, отчаянным, жадным. И замерла.
Несколько бесконечно долгих мгновений мы, не отрываясь, смотрели друг на друга, а затем Кир стремительно подался вперед и накрыл мои губы свои.
Поцелуй… Вот он и случился— самый первый, самый чувственный, самый желанный. И такой соленый от моих собственных слез.
Кирстен целовал со страстью, с пьянящим, жарким желанием и в то же время невероятно нежно. Я жадно впитывала эти ощущения, и ноющее сожаление в груди постепенно рассеивалось. Уходили тоска и отчаяние, уступая место надежде, уверенности в том, что я больше не одна, что мы вместе…
Жаль, что ни одно, даже самое прекрасное мгновение нельзя остановить…
Кир отстранился первым. Оторвался от моих губ, прижал к себе крепко-крепко, словно хотел связать нас воедино — навечно, навсегда, — и замер. Его руки чуть заметно подрагивали, казалось, он сдерживает себя огромным усилием воли. А я…
Поцелуй объединил нас, позволил понять и почувствовать друг друга, но теперь, когда он закончился, и его дурманящая сладость развеялась, наступило похмелье. Вернулись смущение и неуверенность, больше, конечно, в себе, но я все равно тут же высвободилась и отступила на шаг. Марвелл не стал задерживать — помедлил, стиснул напоследок мои плечи, но все же отпустил.
Где-то в подсознании мелькнуло малодушное желание удрать и спрятаться, но это было бы неправильно. Рабочий день, несмотря ни на что, продолжался, со службы меня никто не отпускал, да и разговор мы так и не закончили.
— Ева?.. — Кирстен пытливо всмотрелся в мое лицо, коротко выдохнул, но продолжать не торопился, лишь вопросительно приподнял брови. Как будто предлагал самой решать, о чем говорить и говорить ли вообще.
Он ждал. А еще беспокоился… за меня — я это так ясно, почти физически ощущала. Потому и заверила поспешно:
— Все хорошо… правда.
Ага… За исключением того, что я инициированная ведьма, и теперь все больные на голову маги будут охотиться за мной, загоняя в свои ловушки, как дичь.
— Не усугубляй, — буркнула Мура, но дальше спорить не стала. Она тоже волновалась. Понимала, зараза бумажная, что о ней тоже сообщить придется. — Может, само рассосется? А, Евушка? Все перемелется, мука будет?
Вон как запела, когда нас, фактически, к стенке прижали, а отдуваться мне.
Нет, ничего не перемелется — это я точно знала, да и Марвеллу врать сейчас совершенно не хотелось. Не заслужил он обмана, а вот объяснение я ему точно задолжала. Сложившаяся ситуация не только мне проблемы создает, но и ему. Обузой быть неприятно, лгуньей — еще хуже, особенно после того, что между нами только что произошло. Так что придется действовать сообща и довериться близкому челов… оборотню. Потому что без доверия у нас, в любом случае, ничего не выйдет.
— Вот так все и выложишь? — сдавленно ахнула Мура.
— Посмотрим по обстоятельствам, — мысленно пожала я плечами. — Любой информацией лучше делиться дозировано, и реакция собеседника очень важна. Но твое непосредственное участие в инициации скрыть все равно не удастся…
— Принимаешь непростое решение? — лорд директор неожиданно улыбнулся. Легко-легко, уголками губ.
Вот и он читает меня, словно раскрытую книгу. Неужели, я такая предсказуемая?
Кирстен вдруг снова оказался рядом, перехватил мой взгляд, и лишь после этого произнес, твердо и очень серьезно:
— Ева, я никогда, ни при каких обстоятельствах не стану тебя принуждать к чему-либо. Сейчас самое главное — защитить тебя, обезопасить. Для этого мне необходимо знать все об инициации и даре. Понимаешь? Но если сомневаешься, если трудно говорить, промолчи.
Это были такие слова… такие… Нужные. Важные. Правильные. А еще очень солнечные, теплые, пушистые — после которых не можешь не улыбаться, вглядываясь в искорки, танцующие в медовых глазах. Да, это не «я тебя люблю», но нисколько не хуже, потому что, услышав их, понимаешь, что ты небезразлична этому строгому, сдержанному, вечно занятому мужчине.