Если ты меня простишь
Шрифт:
Я согласно кивнула, и мы вошли в отделение реанимации. Медсестра на посту дремала за своим рабочим столом, но едва она услышала шум, то тут же оторвала голову и посмотрела на нас сонным взглядом. Реанимация была за большим окном в пол. Оттуда было видно несколько кувезов, утыканных трубочками.
Вы что-то хотели, Дмитрий Леонидович? – спросила медсестра, зевая.
Хотел показать прекрасной девушке Зое ее ребенка, - уточнил детский врач.
Но... ей нельзя туда, -
Я знаю. Мы посмотрим на него глядя в окно.
Доктор взял меня под руку и подвел к окну. Я внимательно смотрела вглубь комнаты. В кувезах лежали всего два малыша. Один у окна, второй ближе к нам, у стены.
Твой, тот, что ближе к тебе, - шепнул Дмитрий Леонидович.
Я коснулась руками стекла и подошла максимально близко, вглядываясь в его черты лица. Мальчик был совсем маленьким, с трубочками в носу, упакованный в белоснежную пеленку. Я видела его черные волосики и думала, что он все же похож на меня больше, чем на Бориса. Борис не заслуживает того, чтобы наш ребенок был хоть чуточку его. Я затаила дыхание, наблюдая, как крохотный человек дышит, вздымая вверх свое хрупкое тельце.
«Он необыкновенный», - подумала я и закрыла глаза, чтобы не расплакаться.
Зоя, Вы думали, как назовете ребенка? – спросил доктор.
Нет, честно говоря, не думала, - сказала я. – Скорее всего, я назвала бы его Александром. Если это возможно...
Конечно, даже если Вы откажетесь от него, мы обязательно запишем его под этим именем.
Спасибо, - ответила я. – Скажите, у него есть шансы?
У каждого есть шанс. И у Вашего сына тоже. Я не всемогущ, Зоя, но мы круглосуточно наблюдаем за детьми и делаем все возможное, чтобы они жили.
Когда я брела по коридору в одиночестве, то больше не скрывала своих слез. Они градом катились по моему лицу. Я представляла, как уеду из роддома на папиной Волге, как вернусь в Москву, а он так и останется здесь в одиночестве. Что-то надломилось во мне тогда, что-то навсегда превратило меня в другую Зою, более чуткую и женственную. Мне никогда не вернуть прошлое, но в моих силах прямо сейчас все исправить.
Следующим утром в окно постучала мама. Она улыбнулась мне и помахала рукой. Так как мы были на первом этаже, я даже могла слышать, что она говорит мне.
Как ты? – крикнула она.
Нормально, - ответила я и чуть тише сказала то, что давно хотела. – Я хочу забрать его...
Что? Зоя, что ты сказала, я не слышу?
Я говорю, что хотела бы забрать ЕГО! Моего сына, - громко выкрикнула я в холодное стекло.
В палате воцарилась тишина. Роженицы утихли и вжали головы в плечи, делая вид, что не понимают о чем я. На мамином лице читался ужас и растерянность. Теперь я поняла, что она четко расслышала мои слова. Февральский леденящий ветер трепал ее русые волосы, которые торчали из-под вязаной коричневой шапки. Ее ресницы
Это невозможно, Зоя, - сказала она чуть тише. – Что же ты делаешь, детка?
Я плакала, глядя ей прямо в глаза. Не прощаясь, она стала удаляться, шаг за шагом, метр за метром. Ее худощавая фигура в лисьей шубе становилась все меньше и меньше, пока наконец-то не скрылась за воротами.
Роженицам принесли их детей на кормление. Я отвернулась к стенке, чтобы не видеть всего этого. Меня раздражали посторонние и их дети, нервировали их радостные возгласы и детский плач. Я все делала на автомате – ела, спала, принимала душ. Ближе к концу дня я вышла из палаты и направилась на пост в реанимацию. Мне хотелось еще раз увидеть ребенка, еще раз убедиться в своем решении и узнать, что с Сашей все хорошо. Дернув ручку, ведущую в отделение, я наткнулась на новую медсестру. Она злобно посмотрела на меня, уперев руки в бока и всем своим видом показывая, что меня здесь не ждали.
Ты что тут шастаешь? – спросила она.
Я на секундочку, узнать как... как мой сын!
У врача на обходе и спрашивай, сюда посторонним нельзя! – сказала злобная медсестра и закрыла за мной двери на ключ.
Я в растерянности побрела в палату. Как жаль, что Дмитрий Леонидович сегодня не на смене – он бы точно мне помог и провел к ребенку. Я легла на свою кровать и тут же уснула.
С трудом дождавшись его ночного дежурства, я стояла в коридоре ровно в восемь, прислонившись к прохладной стене, выкрашенной в голубой цвет. Я смотрела на стрелки часов и торопила время. Дмитрий Леонидович вошел в отделение минуту в минуту. В теплом зимнем пальто, припорошенном снегом. От него веяло февральским холодом, и я смотрела, как на его верхней одежде тают снежинки.
Зоя, добрый вечер, - сказал он. – Ты меня ждешь?
Вас, - кивнула я. – Мне очень хочется увидеть Сашку. А без Вашего разрешения меня никто туда не пускает.
Отлично, Зоя, сейчас все решим. Дай только я переоденусь.
Он вошел в ординаторскую, а я так и осталась ждать его в коридоре. Спустя пять минут он вышел оттуда в белоснежном халате и с очками на глазах.
Пойдем, Зоя. Как себя чувствуешь? – спросил Дмитрий Леонидович.
Неплохо. Я решила забрать Сашу, - вдруг разоткровенничалась я.
Он остановился, похлопал меня по плечу и лучезарно улыбнулся.
Я знал, Зоя. Знал, что ты обязательно передумаешь.
На душе стало чуточку теплее и спокойнее. Дмитрий Леонидович внушал доверие. Только от него я чувствовала большую поддержку и невероятную уверенность в себе. Мне так этого не хватало долгое время, с начала моей беременности. Чтобы кто-то вот так просто похлопал меня по плечу и сказал, что все обязательно будет хорошо.