Если ты простишь

Шнайдер Анна

— Хлоркой, — буркнула я, закрывая дверь. Подошла к своей сумке, достала из неё упаковку бумажных платочков и хорошенько просморкалась. — Переборщила слегка. Послушай, Вадим…

— Давай только не здесь, — перебил он меня. — А там, где можно хотя бы окно открыть, чтобы проветрить это безобразие. Сколько же ты хлорки вылила, что такой запах?

— Не знаю, я не считала, — я отвернулась от Вадима, чтобы он не видел моё смущённое лицо. Раньше из-за такого вопроса я немедленно стала бы переживать, что сделала что-то не так, — но эти времена прошли, и я надеялась, что навсегда. Теперь я гораздо сильнее

переживала из-за предстоящего разговора, чем из-за удивления Вадима. Да, всего лишь удивление — не упрёк. — Пойдём на кухню. Кофе будешь?

— Буду. Я, честно говоря, не успел позавтракать.

— Я тоже, — призналась я со вздохом, и мы отправились на кухню.

Пока кофемашина варила кофе, а я быстро сооружала на доске четыре бутерброда с сыром и колбасой, Вадим с интересом оглядывался, но никак не комментировал тот факт, что сидит в незнакомом помещении. Да что там сидит — он в него изначально и пришёл.

— Когда Аришка тебе рассказала? — спросила я, поставив перед мужем тарелку с двумя бутербродами и чашку кофе.

— Сегодня. — Вадим сделал глоток кофе и, с тихим стуком поставив чашку обратно на блюдце, признался: — Пока мы ехали сюда за тобой. Арина и Капитошка ждут нас в машине.

Я задохнулась.

Резко втянула носом воздух, пытаясь справиться с волной страха и какой-то дикой иррациональной обиды, и выпалила, покачав головой:

— Я никуда не поеду, Вадим. Не надо. Мне…

— Подожди, — перебил он меня и, неожиданно вскочив с табуретки, опустился передо мной на корточки. Я вновь задохнулась, глупо вытаращив глаза и разом растеряв все мысли, а Вадим, улыбнувшись, продолжал, взяв меня за руку: — Послушай меня, Лида, пожалуйста. Сейчас я должен говорить.

— Ты ничего мне не должен, — помотала головой я, ощущая, как глаза наливаются слезами. И старалась не обращать внимания на тепло его ладони, которой он сжимал мою руку, легко поглаживая пальцы. — Не надо, Вадим! Я понимаю, что…

— Ты не можешь понимать, потому что ты почти ничего не знаешь о моих мыслях в последние месяцы, — вздохнул Вадим — и вновь поразил меня до крайности, внезапно положив голову на мои колени. Как собака, которая добивается ласки хозяина. Я непроизвольно положила вторую ладонь ему на затылок и слегка вздрогнула, заметив, как Вадим улыбнулся и на мгновение прикрыл глаза. — Лида… Я знаю, что ты со всем справишься. В этом всё и дело — ты можешь жить дальше без меня, а я без тебя — нет.

Я не понимала, о чём он говорит, но отчего-то плакала, поглаживая его по голове, всхлипывая и безумно жалея о том, что довела нашу семью до такого.

А Вадим продолжал говорить:

— Весь этот… уже почти год я бегал от самого себя. Пожалуйста, услышь меня, Лида! Я знаю, почему ты сразу сказала, что никуда не поедешь. Ты думаешь, я принял это решение только из-за твоего необыкновенного подарка? Уверяю, это не так. На самом деле твой подарок лишь поставил последнюю точку, позволив мне понять, что так не может больше продолжаться. Я принял решение гораздо раньше. Дело не в подарке и не в твоей… болезни, Лида. — Я вздрогнула и зажмурилась. Вадим сильнее сжал мою руку, а потом поднёс её к своим губам и нежно поцеловал. — Хотя они, конечно, послужили катализатором для такого тугодума, как я. Я давно понял, что не хочу и не могу без тебя. Пожалуйста,

поехали домой.

Я продолжала жмуриться… и плакать. Никак не могла перестать, глотая слёзы как живительную воду.

Я верила Вадиму. Верила, потому что всё это время я и сама сердцем чувствовала его любовь, которую не смогла убить своим предательством. И в которую так долго боялась поверить.

Но теперь я не боялась.

— Ты… уверен, что не пожалеешь? — почти прошептала я и почувствовала, как Вадим поднял голову. Распахнула глаза — и чуть слышно охнула, когда муж подхватил меня на руки, стащив с табуретки, и, обняв сильно-сильно — клянусь, я почти услышала треск рёбер, — поцеловал настолько крепко и глубоко, что последние сомнения мигом развеялись.

— Нет, — сказал Вадим парой минут спустя, когда у меня уже начали гореть губы, да и не только они. — Я не пожалею. И не стану вспоминать. Обещаю.

— А я никогда-никогда тебя не предам, — выпалила я под бешеный стук собственного сердца и, захлебнувшись вновь потёкшими из глаз слезами, прижала ладонь к груди. — Клянусь.

144

Лида

Я никогда не видела Аришку настолько счастливой. Когда мы с Вадимом подошли к машине и открыли дверцу, дочь выскочила наружу, оглушительно визжа на весь окружающий мир, и обняла нас обоих единым широким жестом детских рук.

Вадим засмеялся, а я вновь заплакала. Правда, теперь я плакала уже сквозь смех.

— Ура, ура, ура, ура! — бесконечно повторяла Аришка, целуя то меня, то мужа. Ничего не понимающий, но подхвативший общее настроение Капитошка скакал вокруг нас, заливаясь не менее громким лаем, чем Арина — визгом. — Как я рада-а-а-а!!!

— Мы поняли, поняли, — фыркнул Вадим и, наклонившись, чмокнул дочь в лоб. — Садись давай в машину, радостная моя. Поедем завтракать. А то мы с твоей мамой за… хм… разговором толком и не поели.

Я, кажется, покраснела. Потому что не совсем это разговор был, точнее, вначале-то разговор, а потом мы уже просто целовались, и никак не могли остановиться. Причём о том, что в машине остались Аришка и наша собака, напомнила Вадиму я. Он, целуя меня и сжимая в объятиях, кажется, слегка потерялся во времени и пространстве.

И, да, мы так и не выпили кофе, и бутерброды не съели. Вадим мне и вещи не дал собрать — сказал, что после завтрака заедем все вместе и соберём.

Мы сели в машину. Я залезла на заднее сиденье вместе с дочкой и, как только Вадим начал выруливать со стоянки, прошептала Арине на ухо:

— Партизанка ты. Перепугала папу и сама, наверное, испугалась, да?

— Очень, — кивнула дочь и серьёзно посмотрела на меня. — Но ты же выздоровеешь?

— Я буду стараться, — пообещала я. — Изо всех сил, Ариш.

— А вы с папой опять поженитесь? — неожиданно громко спросила дочь — явно для того, чтобы Вадим услышал. Я кашлянула, а он рассмеялся — легко и весело.

— Ариш, это безобразие. В конце концов, именно мужчина должен делать предложение! А ты меня палишь.

— Пф-ф-ф, — закатила глаза Арина. — Если вас не подталкивать друг к другу, вы так и будете сидеть и молчать! Мама — потому что никого не хочет беспокоить, а папа — потому что принципиальный тугодум!