Если в лесу сидеть тихо-тихо, или Секрет двойного дуба
Шрифт:
Настоящий — потемневший от времени «ошкамёлок» — Князь говорил так о чём-то коротком, несерьёзном — трёхлинейной винтовки, без приклада и большей части ствола, который удобно прятать под одеждой. Русское национальное оружие 20-х годов… И этот обрез смотрел Олегу в грудь — снизу, от бедра. С расстояния в три нешироких шага.
Олег быстро оглянулся — Валентина, закусив губу, смотрела на мальчишек потемневшими глазами. Так… А у Марлена глаза были, как у страдающего без дозняка торчка — это Олег определил со знанием дела. Люди с такими глазами поглощены одной идеей.
«А Марлен, кажется, хочет нас убить.»
Олег подумал это спокойно-спокойно, понимая чутьём, что это так — Марлен пришёл сюда не играть с обрезом, не пугать, а просто застрелить и его, Олега, и Валентину. Его — как соперника, удачливого соперника. Её — за измену. И ему плевать, что Валентине он и не был нужен. Можно мстить не только за настоящие, но и за выдуманные обиды. И не менее жестоко, чем за настоящие…
Интересно, что напишут в местной газете? И появятся ли изменения в «архиве» Князя?
В американских боевиках показывают специалистов «по убалтыванию террористов». « — Хэй, парень, ты ведь не хочешь лишних проблем? Мы выполним все твои условия, нужно только время, а пока — почему бы тебе не отпустить эту женщину в знак добрых намерений?!» Чушь собачья. Он всё равно выстрелит, этот козёл.
— Справиться не смог — пришёл с пушкой, трусло? — презрительно спросил Олег. — Стреляй! Быстро — стреляй, пока я тебе башку не оторвал! — и с этими словами Олег шагнул вперёд.
Он рассчитал верно. Марлен просто не смог хладнокровно выстрелить в человека в упор, ему понадобились две секунды, чтобы решиться окончательно… а Олегу — те же две секунды, даже чуть меньше, чтобы перехватить обрез, рвануть его вверх и одновременно беспощадно ударить Марлена коленом между ног. Следующим движением Олег зашвырнул так и не выстреливший обрез на середину речки.
И остался стоять, тупо глядя, как мальчишка немногим постарше его возится в траве, постанывает, мотает головой — очень больно, конечно, Олег получал такие удары… Потом Марлен сел. Взглянул на Олега снизу вверх ничего не выражающим взглядом, тяжело поднялся и побрёл вдоль берега, натыкаясь на деревья и спотыкаясь о корни. Олег проводил его бездумными глазами, повернулся к лодке и куда-то упал — долго, глубоко и темно…
…Очнулся он от того, что кто-то растирал ему руки — ложбинки между большим и указательным пальцем. Над Олегом склонялось лицо Валентины, и оно, это лицо, сказало:
— Очнулся, наконец-то! — с таким облегчением, что Олег улыбнулся.
— Что со мной было? — спросил он.
— Сознание потерял, — объяснила Валентина и плюхнулась рядом на траву. — Я так испугалась… ещё больше, чем раньше, мне почему-то вдруг показалось, что он успел тебя ранить… правда! — она вдруг шмыгнула носом и потёрла глаза. — Но как ты… его! Как в кино!
Олег чётко вспомнил происходящее — и ощутил тошноту. Точно, как в кино, а могло-то и по-другому быть. Но что ещё оставалось делать? Упасть на колени — и надеяться, что Марлен не выстрелит?
— Да, у вас не скучно, — Олег сел, потёр голые плечи — его зазнобило, рот наполнился кислой слюной запоздалого страха. — Три раза тут был — из них дважды если не убить, то избить пытались.
Последние слова он выговорил еле-еле — челюсть так и прыгала, язык заплетался. Было стыдно перед Валентиной — и за обморок, и за это запоздалую реакцию…
— Вот тебе и человек из будущего, — пробормотал Олег, — ловкий, сильный и ничего не боится…
— Если бы ты боялся — ты бы не бросился на обрез, — негромко, но уверенно ответила Валентина. — Знаешь, Олег, ты самый смелый мальчишка, которого я видела. Да и из взрослых…
— Давай никому не будем ничего говорить, — попросил Олег. — Вообще не будем… Ну я и перепугался… Раньше я в обмороки не падал. Фиговое ощущение.
— Фиговое — это плохое? — уточнила Валентина. — Раньше в тебя и из обреза, наверное, не целились… А говорить мы никому не будем, конечно.
— Пункт пятый выполнен, — подытожил Олег, поднимаясь на ноги и прислушиваясь к своим ощущениям. Ноги всё ещё неприятно подрагивали, но в целом слушались… — Сейчас лодку отгоним — что будем делать?
— Мне вообще-то на огород пора, — озабоченно сказала Валентина, посмотрев на небо, — картошку окучивать…
— Давай помогу, — предложил Олег. Валентина удивилась:
— А ты умеешь?
— Ещё бы, — гордо ответил Олег. — Я трижды ударник по башке председателя колхоза и дважды передовик всех курей на тракторе. Что мне картошка? Давай залезай, поплыли…
…На пришкольном участке помимо всего прочего росла какая-то чудовищных размеров кукуруза — верхушками вровень с крышей школы! Как объяснила мимоходом Валентина — это плод усилий сколько-то-летней давности, когда кукурузу заставляли сажать всех и везде.
— Царица полей, — вспомнил Олег. И уважительно посмотрел на эти экземпляры — они в самом деле тянули на царицу. Но Валентина поморщилась:
— Из-за неё хлеба не добрали тогда. Пошли поедим и пойдём вкалывать, если не передумал.
— Твоя мама хоть дома бывает? — поинтересовался Олег, когда они вошли в пустую квартиру. Валентина помотала головой:
— Не-а, почти нет. Выберут её председателем — я вообще в сироту превращусь. При живом родителе. Или живой? И родительнице?
— Мать — учительница русского языка, а как говорить — не знаешь, — подколол Олег. И услышал в ответ:
— Знаю. Слово «учитель» по родам не изменяется, понял?
…После еды, пока Валентина готовила инвентарь, Олег ещё раз прошёлся по школе, заглядывая в гулкие солнечные классы и комнаты. Чучела птиц и зверей, портреты учёных и исторических личностей взирали на него со стен и из шкафов. В кабинете математики на доске ещё сохранилась надпись:«Последний день, учиться лень!» В небольшом спортивном зале почему-то покачивался свисавший с потолка канат — словно по нему только что лазили. «А ведь я мог бы тут учиться, — подумал Олег, берясь за толстые, плотно скрученные волокна. — Интересно, как выглядела бы эта школа в наши дни?» Он вспомнил унылое, опустевшее здание с выбитыми и заколоченными окнами и вздохнул. — Вот если бы получилось и тут всё поменять! Ну это вряд ли.»