Если завтра не наступит
Шрифт:
После чего оставалось только ждать и надеяться, что планы Гванидзе и его сообщников не изменились.
Наступление ночи застало Бондаря дремлющим в старом плетеном кресле, стоявшем на балконе. Каждые две-три минуты он открывал глаза, вслушиваясь и вглядываясь в темноту. Так отдыхают сторожевые псы и волки, а Бондарю частенько доводилось бывать в шкуре и тех, и других.
Теплый южный ветер пригнал из-за гор пышные облака, но луну они не скрыли – она проглядывала сквозь небесные прорехи где-то за левым плечом Бондаря. Это его вполне устраивало. Балкон оставался в густой тени дома, тогда как двор и прилегающая территория были залиты молочным светом. Все, что виднелось вокруг, было
– Добро пожаловать домой, ублюдок, – пробормотал Бондарь, откатывая воротник свитера.
Две дырки, пропаленные сигаретой, превращали шерстяной ворот в маску, скрывающую лицо. Чтобы не выдать себя белеющими в темноте руками, Бондарь сунул их в карманы куртки. Теперь его черная фигура сливалась со спинкой кресла. Ограждение балкона создавало дополнительную маскировку. Гванидзе никак не мог обнаружить присутствие непрошеного гостя, если только ему не вздумается посветить на балкон фонариком. Такое могло произойти, но было маловероятно. Во всяком случае, в это хотелось верить.
Через несколько минут до ушей Бондаря долетел рокот мощного двигателя, а потом во мраке возникли два хищных проблеска фар. На подъездной дороге возникла темная махина, по мере приближения превращающаяся в джип, тяжело переваливающийся на ухабах. Миновав распахнутые ворота, он остановился. Мотор заглох. Стало тихо. Озаренный фарами двор выглядел таинственно и потусторонне. Мужская фигура, спрыгнувшая на утоптанную землю, была под стать автомобилю – грузная, массивная, она некоторое время не двигалась с места. Бондарь тоже застыл, уподобившись статуе.
Прозвучал характерный щелчок передернутого затвора. Мужчина выключил фары, но в полную темноту двор не погрузился, поскольку луна продолжала исправно освещать окрестности.
Бондарь затаил дыхание. Мужчина сделал несколько шагов вперед и опять остановился. Казалось, он учуял опасность. Нетрудно было представить, как шевелятся его ноздри, как бегают по сторонам глаза, как нервно подергиваются губы. Рассмотреть как следует лицо мужчины не удавалось, но Бондарь не сомневался, что видит перед собой Давида Гванидзе собственной персоной. Бандита выдала косолапая походка и густая борода до середины щек. Чака-медведь. Нодар Ахметович Шалаев. Палач и убийца, воротившийся восвояси после дел неправедных.
Мышцы Бондаря рефлекторно напряглись, но он сохранял полную неподвижность. Справиться голыми руками с боевиком, умудрившимся выжить во время боев, перестрелок, засад и зачисток, не так просто, как проделывают это герои боевиков. Одно неверное движение – и пуля в жизненно важный орган обеспечена. Опытному вояке ничего не стоит вскинуть ствол в направлении источника малейшего шума. С расстояния 10–12 метров он попадет в Бондаря если не с первого, то со второго или третьего раза.
Было очевидно, что Гванидзе готов к любого рода неожиданностям. Чем ближе он подходил к крыльцу, тем более вкрадчивыми становились его движения. Возможно, его заставляло держаться начеку звериное чутье. Может быть, ему почудилось что-то настораживающее в окружающей обстановке. Как-никак Бондарь был третьим по счету человеком, побывавшим во дворе Гванидзе за сегодняшний день. Ничего удивительного, если тут произошли неуловимые для непривычного взгляда изменения. Не так поставленная лестница. Сдвинутый половик у двери. Еще какая-нибудь незначительная мелочь, бросившаяся в глаза хозяину.
Если это так, то он видел в темноте, как кошка.
Начиная терять Гванидзе из виду, Бондарь сантиметр за сантиметром приподнимался в кресле, всматриваясь в просветы между столбиками перил. Перед тем как занять позицию, он удостоверился в том, что кресло
Голова Гванидзе маячила примерно в трех метрах. Поставив одну ногу на ступеньку, он неожиданно взглянул на балкон. Инстинкт приказал Бондарю отшатнуться, но опыт заставил его замереть и прищуриться, скрывая тем самым блеск своих зрачков. Не подними он ворот свитера, ему бы несдобровать! Гванидзе держал пистолет на изготовку, обхватив спусковой крючок указательным пальцем.
– Эй, – тихо окликнул он. – Зачем прячешься, дорогой? Я тебя вижу. Выходи, поговорим.
Бондарь бесшумно проглотил слюну. Стыдно признаться, но незатейливая хитрость противника попортила ему немало крови. На самом деле это был обычный блеф мальчишек, играющих в прятки, и взрослых мужчин, охотящихся друг на друга всерьез. Обращаясь к невидимому чужаку, Гванидзе постоянно менял направление взгляда, надеясь уловить чье-то невольное движение.
Старая как мир история. Каждый охотник желает знать, где сидит фазан. Но не каждому охотнику дано знать, что он сам является добычей.
Что касается Гванидзе, то он так этого и не понял. Сплюнул. Опустил голову. Поднялся ступенькой выше, очутившись в зоне, намеченной Бондарем.
Тут-то все и произошло.
Вскочив с кресла, Бондарь перемахнул через перила, скоординировав направление прыжка уже в полете. Его крик был страшен. Наверное, так орали красноармейцы летом сорок первого, прущие на фрицев с голыми руками. Идущие вперед очертя голову. Деморализующие врага и отпугивающие собственную смерть одним только криком и отчаянной решимостью.
А-а-а-а!!!
Надо отдать должное Гванидзе: он не застыл, парализованный ужасом, а успел повернуться навстречу опасности. Даже выстрелить успел, не целясь.
Вспышка слегка ослепила Бондаря, но не причинила ему ни малейшего вреда. Его ноги врезались в хрустнувшие плечи противника. Потеряв равновесие, тот нелепо взмахнул руками и начал валиться с крыльца, опережая кувыркающийся в воздухе пистолет.
Приложившийся спиной об острые грани ступеней, Бондарь охнул, что не помешало ему продолжить атаку. Не отвлекаясь на упавший пистолет, он коршуном налетел на Гванидзе, молотя его кулаками, как боксерскую грушу. Сопротивления практически не последовало. Вяло отбивавшийся чеченец действовал только одной рукой, поскольку вторая висела плетью. Подмятый Бондарем под себя, он был смертельно бледен и почти не реагировал на свирепый мордобой, от которых клацали его зубы. Это был шок. Судя по всему, у Гванидзе была сломана ключица. Бондарь еще только занес кулак для прицельного удара в верхнюю губу, когда противник окончательно обмяк, потеряв сознание. И все же Бондарь довершил начатое. Кулаки стискивают не для того, чтобы разжимать их раньше времени.
Бац! Гванидзе вздрогнул, выпустив изо рта струйку крови, но на боль не отреагировал. Это было импульсивное сокращение мускулов. Раздосадованный Бондарь оставил противника в покое. Сделал он это с явной неохотой. Гнев редко затмевал его разум, однако сейчас он был готов избивать распростертого на земле чеченца до потери пульса. Без тени сострадания. Смертным боем. Достаточно было вспомнить, как Гванидзе обходился со своими жертвами, чтобы пожелать ему сдохнуть в таких же мучениях.
Нагибаясь за пистолетом, Бондарь почувствовал ноющую боль в пояснице, но ни позвоночник, ни ребра повреждены не были. Ему понравилось, что он увидел: старый добрый «ТТ» заводской сборки. Надежный и безотказный, как отбойный молоток. Долби в кого хочешь, сколько патронов хватит. А обойма была полнехонька. К превеликому удовольствию вооружившегося Бондаря.