Если завтра не наступит
Шрифт:
Что-что, а воевать Бондарь умел и любил. Грохот вражеских автоматов был для него привычной музыкой.
Высунувшегося из фургона чеченца отшвырнуло обратно тугой струей раскаленного металла. Выпустив в него очередь, Бондарь приник к валуну, пережидая шквал ответного огня. По камням, за которыми он прятался, словно ломом колотили, откалывая зазубренные осколки. Галька, устилавшая склон, щелкала, взрываясь фонтанами кремнистого крошева.
Улучив удобный момент, Бондарь выглянул, чтобы срезать второго боевика, высунувшегося из кабины по пояс. Упавший на продырявленную дверцу, он чем-то напоминал
Четыре вражеских ствола безостановочно выплевывали десятки пуль в секунду, выискивая цель. Огрызаться из автомата было бессмысленно. Предположив, что половина боевиков вот-вот кинется в атаку под прикрытием остальных, Бондарь вытащил из кармана куртки гранату, сорвал чеку, сделал короткую паузу и метнул гранату в открытый фургон.
Умение и везение – вот что требовалось ему в этот момент. И того, и другого хватило. Пересвист пуль утонул в грохоте разрыва. Между тем в правой руке залегшего Бондаря уже находилась вторая граната, последовавшая за первой. Очень может быть, что она была потрачена впустую, однако Бондарь не успокоился, пока не разрядил в полыхающий микроавтобус все оставшиеся в магазине патроны. Мгновенно сбросил опустошенный рожок, вогнал на его место другой и только потом позволил себе подняться во весь рост.
Возле огненного куста, выросшего на голом каменистом откосе, корчились две человеческие фигуры. Охваченные оранжевым пламенем, они казались совершенно черными. Наведя на них горячий ствол «АК», Бондарь расщедрился на пару одиночных выстрелов.
Иногда можно позволить себе милосердие и сострадание. Это был именно такой случай.
Над всем Тбилиси пасмурное небо
И снова неурочный ранний звонок разбудил Барри Кайта и подбросил его на кровати, точно ломтик хлеба, выстреленный из тостера. И снова его рука первым делом схватилась не за телефонную трубку, а за рукоять полицейского «кольта» сорок пятого калибра, спрятанного под подушкой. Это был уже достаточно привычный, отработанный жест. В последнее время Кайт был на взводе.
Держа в одной руке револьвер, а в другой – радиотелефон, сонный Кайт бросил в нее хриплое:
– Хэлло?
– Доброе утро, – прозвучало в ответ.
Голос принадлежал ненавистному капитану ФСБ, Евгению Бондарю. Невелика шишка. Русский. Представитель третьего мира… и третьего сорта.
– Вы знаете, который час? – сердито поинтересовался откинувшийся на спинку кровати Кайт. – Почему вы все будите меня ни свет ни заря?
– Кто – все? – удивился Бондарь.
– Это не имеет значения. Меня интересует другое. Откуда вам известен номер этого телефона?
– От нашего общего знакомого.
– Вы хотите сказать, от Лиззи?
– Она еще не сменила пол, – заверил собеседника Бондарь. – По-прежнему остается существом женского рода.
– Существом, – тупо повторил Кайт. – Существом, ага, ага… Ничего не понимаю!
– Лиззи – женщина, так?
– Предположим.
– Я знаю это совершенно точно, – заявил Бондарь.
– И что из этого? – рявкнул Кайт.
Разбуженный Шон
– Немедленно убери пистолет, honey, – потребовал Шон, не сводя опасливого взгляда с «кольта». – Шутки такого рода могут отрицательно сказаться на моей потенции.
– Shut up! – велел ему заткнуться Кайт, прикрывая микрофон. Слишком грубым и слишком жилистым оказался специалист по пиару, чтобы с ним церемониться. – Что из этого? – повторил он в трубку, перемещаясь в ванную комнату. С грохотом положив револьвер на полку, Кайт услышал довольно пространную тираду, заставившую его опуститься на край ванны.
Общий знакомый, упомянутый Бондарем, был Давидом Гванидзе. Русский капитан утверждал, что взял его в плен и приступил к допросу. Он предлагал коллеге и партнеру как можно быстрее присоединиться к нему, чтобы не пропустить подробностей.
«Черт подери, – подумал похолодевший Кайт. – Этот русский оказался настырнее, чем казалось вначале. Настырнее и, к счастью, еще бестолковее, чем я думал. Надо же: он говорит таким тоном, словно надеется меня обрадовать! Неужели в его бестолковую башку до сих пор не закрадываются мысли о том, что мы играем с ним в кошки-мышки? Что ж, в таком случае не все потеряно».
– Хорошо, очень хорошо, – с чувством произнес Кайт, переступая озябшими ступнями по кафельному полу.
– Что хорошо, что прекрасно? – изумился Бондарь. – Этот упрямый горец твердит, что готов умереть под пытками. У вас есть какие-нибудь надежные средства, чтобы развязать ему язык?
– Надежные средства, ага, ага, – пробормотал Кайт. – Найдем. Лиззи с вами?
– Нет. Мы тут вдвоем, я и мой пленник. Правда, я здорово сработал? – В голосе Бондаря прорезались хвастливые интонации. – Хорошо, что я не поверил той газетной статье, которую вы мне давали прочесть. Теперь международный террорист в наших руках. – Торжествующий смешок. – Мы с вами по медали отгребем, коллега. Нас скоро по всем телеканалам показывать будут… Не забыть бы постричься в хорошей парикмахерской, – озабоченно добавил Бондарь.
«Кретин, полный кретин, – с облегчением понял Кайт. – Доверчивый олух и простофиля, каких свет не видывал. Переиграть его не составит труда. Своим звонком он подписал себе смертный приговор».
– Где стажер Лиззи Браво? – строго спросил Кайт.
В ванную заглянул Шон Натс и застыл на пороге, давая возможность полюбоваться своим мужским достоинством.
– Она меня бросила, – уныло признался Бондарь.
– Вот так новости! – возмутился Кайт. – Что произошло?
– Мне неловко распространяться на эту тему…
– Не стесняйтесь. Мы ведь партнеры и должны во всем доверять друг другу.
– По правде говоря, Лиззи во мне разочаровалась, – прошелестело в трубке. – Уезжая, она сказала, что ожидала от меня something special… чего-то особенного. Ну, мол, я затрахаю ее до полусмерти. Пока пузыри не пойдут из носа.
– Пузыри? – переспросил развеселившийся Кайт, пробуя на прочность то, что выпятил перед ним Шон Натс. – Хорошо сказано, ха-ха.
– Она, эта ваша Лиззи, просто помешана на сексе, – угрюмо заключил Бондарь.