Есть ли сердца у призраков

Моисеева Ольга Романовна

Подслушивать - не по-джентельменски. Но он не джентельмен, да и не подслушивал. Они говорили довольно громко.

– Пришла поиздеваться?
– голос Питера. Глухой и хриплый - простудился, наверное.

– Нет, - просто ответила Осториан.
– Поговорить.

– Я прощения просить не буду, - горько, едко.

– Я тебя и так прощаю.

В коридорах повисла тишина.

– Тебя что-то мучает. Скажи мне, - тихо попросила она.

– Если бы в ту ночь я не стал угрожать тебе, если бы не напугал. Если бы ухаживал, дарил

цветы и всё такое, - даже по голосу чувствовалось, как он скривился.
– Ты бы смогла… смогла бы…

– Полюбить тебя?

У Осториан всегда всё просто.

Он молчал, и она продолжила:

– Не знаю.

– У тебя тоже тёмные круги под глазами, - тихо говорит он.
– И губы припухшие. Ты его целовала?

– Разве это твоё дело?
– спокойно.

И впервые он солидарен с Осториан.

– Да, значит… И как?

– Я люблю его.

Он готов был поклясться, что понимает боль Питера. Что может быть страшней?

– Поцелуй меня.

Что?! Внутри всё кипит, и ярость готова выплеснуться. Потому что. В коридоре. Тихо.

Грёбанная тишина режет по ушам.

Где отказ?!

Где возмущения?

– Я прощаю тебя. Всё равно прощаю. Сколько одиночества должно быть в твоей душе, чтобы черпать радость в загубленном счастье других? Мне тебя жаль, Питер, - говорит она искренне, - потому что на несчастьях других не станешь счастливым. Они лишь оставят огромную пустоту в душе, которую ничем не заполнить.

Дверь тихо скрипит, и худенькая фигурка Осториан, которую сейчас хочется просто взять и сломать пополам, словно тень выскальзывает из-за неё. Солдат запирает камеру, но она идёт не наверх, а дальше по коридору, не сказав ни слова. Так же молча указывает на другую камеру. Открывают и её.

– Здравствуйте, Хентритте. Я пришла сказать, что Ваша дочь будет жить. Она пришла в себя после того инцидента, но ничего не помнит. Мы отправим её подальше отсюда в какую-нибудь семью. Для всех она умерла от воспаления лёгких.

– Спасибо, - женский дрожащий голос тоже хрипит.
– Я в неоплатном долгу перед Вами.

– Какие долги, - она улыбнулась. Он чувствует по голосу.

– Простите моего непутёвого брата. И я знаю, что Александрия ничего не помнит, но скажите ей, пожалуйста, просто скажите, - голос срывается.
– Скажите, что мама любит её.

– Обещаю.

Осториан снова вышла и на этот раз направилась наверх по ступеням. Он, вздохнув, пошёл за ней. Уже почти поднявшись, она вдруг замерла и обернулась.

– Я поцеловала его. Не могла по-другому. В щёку, конечно, - поспешно поправилась.
– Не хочу, чтобы между нами была ложь.

Ему почти не больно. Оттого, что она не врёт.

– Выйдем на воздух?
– предложил он, когда они поднялись в замок. Ариана кивнула, и вскоре они оказались на широких ступенях.

– Хорошие нынче ночи, - улыбнулась она.
– Звёздные.

В это мгновение сбоку послышались шаги. К ним подходил человек,

мужчина, но разглядеть его лица Ричард не мог. Что-то неуловимо знакомое показалось ему в походке…

– Винс!
– взвизгнула Ариана, бросившись тому на шею, и у него остановилось сердце.

Он много раз прокручивал в голове эту встречу, думал, что скажет, как поведёт себя, но все слова мгновенно улетучились из головы, стоило ему посмотреть на друга.

На брата.

Он вырос, возмужал, конечно, как и сам Ричард, но беспредельная доброта и дружелюбие в глазах остались неизменными. Винсент отпустил сестру из объятий, говоря ей что-то, но он не слышал. Просто не мог.

Когда Винс посмотрел на него, он почувствовал, как по спине ползут мурашки. Было страшно, как никогда.

Не простит.

Он не сможет простить ему эти пять лет.

Он стоял безумно глупо, просто опустив руки и смотря исподлобья в светло-серые, как и у сестры, глаза, полные удивлением до краёв.

– Но… как это… - прошептал Винс одними губами, оглядываясь на сестру и снова переводя взгляд на Ричарда.
– Это же… Мне ведь кажется?..

– Нет, - просто ответил он.

Как Осториан.

Сила - в простоте, наверное.

Он не простит. Ни за что не простит, он не сможет!

В голове тысячи голосов, но слышит Ричард только один:

– Это ты?

– Я.

Кто двинулся первый и в какой момент они сжимают друг друга до боли сильно, он не знает, да и не хочет знать.

– Я тебя убью, как ты мог так поступить со мной?!
– зло сказал, почти закричал Винс, сжимая его только сильнее.

– У меня не было выбора, - улыбнулся Ричард, чувствуя - нет, конечно, это бред - слёзы на глазах.

Они стояли вместе, плечом к плечу, и смотрели на спины: вот спина королевы, Карианы, Рейнара, Эмилии, Эдмунда, Рональда. И Арианы.

Казнь проводилась не у собора. Анамария отказалась наотрез, да и Ариана пришла в ужас при мысли о том, что будет приходить молиться в место, где была пролита кровь. Поэтому казнили Гарднеров у большой городской тюрьмы.

Семья Осторианов стояла на балконе - это было древней и обязательной традицией. Королева держала в руках белый платок. Когда она отпустит его, головы будут отрублены. Ричард не принадлежал к семье, поэтому и стоял дальше, в темноте коридора, ведущего к балкону, а Винс просто решил остаться с ним.

Священник громко читал молитву, и люди, собравшиеся поглазеть на кровавое зрелище, притихли.

– Лорд Мейсон, леди Соррель, лорд Питер, леди Хенритте, леди Джетта Гарднеры приговорены королевским судом к смерти по обвинению в государственной измене. В этот час вам отпускаются все ваши грехи и прощаются преступления, ибо предстанете перед господом и своей смертью искупите вину, - сурово говорила королева принятые слова.

Ариана обернулась, с тоской глядя на него.

Ричарду казалось, что у него разорвётся сердце.