Есть ли жизнь на Марсе? (CИ)
Шрифт:
Я ему рассказал свою удивительную историю. Сергей Георгиевич выслушал меня с недоверием. Высказать напрямую свое мнение по этому поводу он стеснялся, потому что был человеком интеллигентным. Его прямое мнение про то, что я, наверное, идиот, сильно бы меня обидело. Поэтому Сергей Георгиевич только посмотрел на меня, как на идиота, но ничего не сказал вслух. Вернее, вслух сказал, что есть у него некоторые сомнения по поводу достоверности моего рассказа. Так, между прочим, как доктор, осторожно меня спросил — не пил ли я. И, если пил, то что? И сделал вид, что поверил. Потому что настоящий
Женщина с мужчиной и наоборот, никогда друзьями не бывают, поэтому в отношениях между собой могут допускать по поводу одних и тех же событий совершенно различные толкования.
Я дал Сергею Георгиевичу кустик степной травки, и у него на следующее утро пропала корова. Замки на сарае все были на месте, ошейник с цепью лежали на дощатом полу. Собака за всю ночь ни разу не гавкнула. А корова пропала. Только запах остался. Стойкий, как «Шанель».
Сергей Георгиевич бледный был от этого события. Вообще, от коровы он уже давно хотел избавиться. Тяжело её стало держать после пятидесяти лет. Суставы болят — больше часа приходилось в сарае сидеть, животное за дойки дёргать, чтобы добыть парного молочка. И хотели они с супругой по взаимному согласию при случае продать свою Веруську.
Продать. Но — не выкинуть же, неизвестно, куда!.. Как одуванчик, фу — и нету!
(Веруська — имя у нас в посёлке для коровы единственное. Называют обычно новорожденных теляток по первой букве месяца, чтобы дополнительно помнить, когда каждый из них родился. В марте — Мартик, в декабре — Дебрик. — А почему Веруськой вы свою корову назвали? — спросил я однажды Панкратова. — Так она же у нас вапреле родилась, — объяснил Сергей Георгиевич).
Ну, и вот — пришёл ко мне Панкратов. Вид у него на этот раз был такой, что теперь уже я мог на него интеллигентно, как на идиота, смотреть.
Я отнёсся к Сергею Георгиевичу со всем возможным участием. У меня были подозрения, что потерянное душевное состояние моего друга-биолога как-то связано с нашими маленькими новыми тайнами. Но я решил не опережать события. На лице изобразил живейшее участие с лёгкими тонами соболезнования. — Что, говорю, Сергей Георгиевич, опять беременная учительница выкрала у вас мел и съела? — Нет, Александр Иванович, — ответствовал Панкратов, — какой там мел!.. — Что же? — наивно продолжал вопрошать я. — Корова… — Что корова? — весь превращаясь во внимание и непонимание, — опять настаивал я на полной откровенности Сергея Георгиевича.
Ну, он и сознался во всём.
Дал он вечером, как обычно, своей Веруське дроблёночки, сена пахучего приличный клочок. А потом, ради смеха, сунул и мою колючку.
Ну, вот и вся история. Коровы наутро не стало.
Супруга Сергея Георгиевича, Виолетта Владимировна, настояла на вызове милиции из самой Адамовки. Да, что они могут!
Когда у фермера Бусыгина бандюганы отобрали «пятнашку» за неуплату ежегодного налога, он тоже обращался в милицию. Даже назвал им там фамилии бандитов, сказал, что ездят они теперь на его машине в соседнем Новоорске. Менты-полицейские в ответ на это даже не почесались. Посоветовали по-дружески забыть. Потому что сам виноват. Уплатил бы бандитам налог вовремя — и спал бы теперь спокойно…
Ну,
А тут совсем получались непонятки. Кого ловить, с кого спросить за оформление документации, расход бензина?..
Стоят эти двое Панкратовых, руками разводят и сами мычат: «Мы-ы!..», «Мы!..». Что «Мы»? Смотреть за скотом надо!
На всякий случай зашли милиционеры к Акушу, местному бобылю, сделали у него обыск. Заломили ему руки за спину, повезли в Адамовку, чтобы допросить в рабочей обстановке.
Коровы так и не нашли.
Мне Панкратов всё это пересказывал, будто извинялся. Он-то знал, что сам виноват в пропаже коровы, отправил её, неизвестно куда. Но односельчанам нужно было представить нормальную версию пропажи коровы. Украли — всем понятно. Милиция не нашла — тоже всем ясно.
А вот рассказывать, будто Веруська поела травы и растаяла — это потерять репутацию.
В посёлке уже есть свой брехун, свой пьяница, свой юродивый. Даже блядь есть своя, как положено, на каждый посёлок. Вакансии все уже расписаны. Панкратов — учитель. Претендовать на второго брехуна или юродивого — излишне напрягать население. Не поймут.
В общем — украли Веруську — и всё тут!..
Но вопрос-то остался!..
Меня исчезновение Панкратовской коровы опечалило значительно меньше, чем потеря собственного кролика. Я лицемерно посочувствовал. Но голова моя в это время уже была занята совсем другими мыслями.
Если живые организмы могут пропадать без следа от степной травки — почему бы не использовать это замечательное, весьма полезное для экологии, явление?.. Не нужны будут крематории, кладбища. Никогда уже не понадобятся Дахау и Бухенвальды. Но и это уже — дело десятое.
Если кошка или корова, поевши травки, переселяются в иной мир без всякой боли и переживаний, то можно будет продумать несомненные выгоды и для человеческой расы. Вот оно — открытие века! Смертельная болезнь, невыносимые боли, да, наконец, безысходность и одиночество отступят перед этим романтическим растворением в эфире.
Пришли к тебе омоновцы в масках, чтобы в квартире пошариться, а ты порошочек в рот всыпал — и покатилась под панфары вся спецоперация.
Я поделился своими размышлениями с Панкратовым. В идеях моих был изъян, который нельзя было никак оставлять без внимания. Это всё-таки — страх перед небытием, а, попросту — перед смертью.
Может быть, и расстрел, не такая уж страшная процедура — кто там об этом может рассказать? Недострелённые не в счёт. Мгновение — и тебя нет. Уже ничего не болит, никакие мысли о непогашенных долгах не беспокоят.
Но — ожидание этого мгновения — в этом же главный ужас! Если и боль — то какая-то доля секунды, а потом — свет в тоннеле и ангелы в белых халатах. Но до этого нужно пройти несколько шагов до стенки, на эшафот… Укакаться при этом от страха — дело обычное.
Панкратов биолог. Ну, и — человек. Которому многое из того, что я говорил, понятно и по собственным ощущениям и объяснимо с точки зрения науки.