Есть такие
Шрифт:
А сколько побочных производств от работы одного медеплавильного цеха создано! Перерабатываются и пары, и газы, и вредные примеси, даже вода, в которой бесчисленное множество веществ, пусть и вредных. Всё это нельзя не оценить с точки зрения экологии. А её родной цех ксантогенатов -- реагентов, получаемых из пыле-воздушных смесей солей и эфиров. Их применение безгранично, и для извлечения тяжёлых металлов из руд, и для добавок к смазочным маслам, и для синтеза пестицидов и прочее.
И городская теплофикационная котельная, принадлежащая заводу и построенная на его территории, снабжала почти весь двести пятидесяти тысячный город паровым отоплением.
Она могла бы давно уже не работать, ксантогенатчиков
Третья часть города работала на этом заводе, все её многочисленные родственники, все знакомые, все соседи. Все в трудные девяностые-двухтысячные годы выживали за счёт него. Сколько сокращений они пережили, сколько вынужденных отпусков, иногда по три-четыре месяца, пока миллиарды вкладывались в его реконструкцию правительствами всех уровней. Однако, вредное производство -- оно вредное так и осталось.
Ещё лет десять назад соседки под окном её квартиры на первом этаже по вечерам жаловались друг дружке, что угробили своё здоровье на этом предприятии, все уже поумирали одна за другой. Сейчас на этой лавочке сидят уже другие "старушки", более молодые, а тема разговоров не меняется, обсуждают свои любимые болячки. Можно подумать, что если бы они не работали, то и не болели бы. Ей так надоели эти ежедневные слушания под окном, что она однажды не выдержала:
– Дай-ка я развеселю себя чуточку -- выплесну свой яд, его хоть и немного, но вполне достаточно, чтобы мне полегчало.
Распахнула окно.
– Привет, соседушки!
– Начала она с сияющей улыбкой своим ласковым, можно сказать, самым нежнейшим языком в мире.
– Лида, выходи, поболтай с нами!
– А я где, разве не с вами? Мне с высоты на вас как-то интересней смотреть.
– На лавочке-то лучше!
– Сейчас я вас разведу, голубушки!
– Усмехнулась про себя.
– О чём разговор ведёте? Опять завод хаете?
– Лида, а тебе он не надоел ещё? Ты давно ведь на пенсии. Что тебе дома-то не сидится? Денег не хватает?
– Хватает. Скучно мне дома! Ни ребят, ни котят... Мужа не стало, так даже кашу сварить некому. Для меня работа -- это веселье.
– Ох уж и нашла веселье!
– Да. Я на работу хожу, чтобы поесть, помыться, и поматериться!
– Смеялась она.
– Дома на целое лето горячую воду отключают, а в цехе замечательная бесплатная сауна. В столовых заводских питание отличное, для меня трёхразовое -- до смены, во время смены, и после смены, а дома у меня даже в праздник мышь крошки хлеба не найдёт.
– А материшься-то почему?
– А я жить без матьков не могу!
– Хохотала она.
– Раньше на мужа ласково гадость из себя выбрасывала, а сейчас -- на всех, кто хорошо работать не научился. Удовольствие, скажу вам по секрету, стопроцентное!
– Ну и язвочка же ты, оказывается!
– Да, язвочка! Хоть мелочь, а приятно!
– Соври нам ещё что-нибудь.
– Я вам быль расскажу.
– Приступила она к задуманному.
– Знаете, на этой лавочке лет двадцать назад сидели две старушки, делились меж собой любимыми болячками. Вскоре их не стало -- на кладбище унесли. Десять лет назад на вашей лавочке сидели уже три старушки, проклинающие наш любимый завод за то, что они начали жить на одних таблетках -- вскоре и их не стало. Сейчас вас уже четверо. Каждый вечер тараторите о своих болячках и проклинаете работу. Слушаю вас поневоле вместо радио. Кто вас на завод-то гонит? Купили бы дом, корову, утей, гусей, кур развели, огород пахали -- болеть вам бы там некогда было!
– Тебе самой давно уж помереть бы надо!
– Вспыхнула одна из сидящих вдруг очень рьяно.
– Не дождётесь!
– Показала им в окно кукиш.
– Нет, мне ещё рано помирать, у меня ещё очень много радостей не освоено.
– Продолжала она хоть и ласково, но с явной издёвкой.
– Я не мелю языком всеми вечерами про горести свои перед Всевышним, не прошусь ежедневно на кладбище, не ем горстями таблетки, слава Богу, не проклинаю свою работу.
Конечно, и у ней были болячки, но она их не культивировала подобными разговорами, не заражала атмосферу вокруг себя смертельным ядом мыслей. Тогда она ни грамма не пожалела, что высказалась откровенно. Испугала соседок, видимо, до такой степени, что лавочку с тех пор стали занимать не они, а парочки влюблённые, за которыми было гораздо интереснее наблюдать. Иногда даже хотелось вступить и в их беседы, так как с высоты своего возраста многое могла бы им посоветовать, но что-то её удерживало от этих вмешательств. И перед сном она продолжала наслаждаться различными любовными историями под её открытым окном, иногда уносящим её в далёкие прошлые соблазны -- это лучше, чем перечисление всевозможных болезней, лекарств, и заводских ядов.
Это сейчас она с мягкой улыбочкой стала злословить, а смолоду очень дерзкой была. Сразу после замужества получили они квартиру в этом доме, знакомилась с соседями, что вечерами выходили глотнуть свежего воздуха после дневного зноя. Лёгкая темнота вечера умиротворяла, но не всех -- на втором этаже соседнего подъезда гремела музыка. Вдруг оттуда вылетела бутылка!
– Говнистая семейка! Весь мусор из окон выбрасывают!
Пока соседки возмущались, из окна уже летела следующая. Она перешагнула с тротуара на газон, подняла пустую бутылку и зафитилила её обратно в окно. Молодой дурак, как увидел это, захлопнул створку, чтобы защититься -- стекло разлетелось вдребезги. Но ей этого показалось мало, и она, подняв вторую бутылку, отправила её рядом, в кухонное открытое окно -- там визгу было! А на следующий день рассказывала своим соседкам, что пригрозила непутёвой семье арестом на пятнадцать суток за нарушение общественного порядка с сообщением на их работу и с публикованием в печати, с работами не только по очищению газона под их окнами, но и всего огромного двора, причём под наблюдением человека в погонах.
Вокруг ни одного улыбающегося лица, все напряжённые, сумрачные, несмотря на солнечное утро. Ей захотелось вдруг всех чем-то развеселить. Ведь живём-то один раз!
Переполненный автобус посигналил, заскрежетал рессорами, и медленно тронулся с места. Последними в ещё открытые двери успели втиснуться две дамочки, которые, весело работая всеми частями тела, сумели протиснуться среди мужчин чуть повыше и, стоя лицом друг к дружке, пытались снизить сердцебиение. Немного погодя, продолжили свою беседу, прервавшуюся, видимо, при спешке к автобусу. Одна грубоватым говором, другая более мягкой интонацией обсуждали все имеющиеся недостатки своих мужей -- и ленивые они, и грязнули, и с детьми не хотят заниматься, то в гараж сбегают от семейных хлопот, то на рыбалку, и зарабатывают мало, и спят-храпят, отвернувшись к стенке...
Минут десять окружающие, большинство из которых мужчины, вынуждены были слушать эти не лестные высказывания в "свой" адрес. Она решила с мягкой иронией вмешаться в их беседу:
– Женщины, это же ваши любимые мужья, отцы ваших детей, работящие, как я поняла из вашего разговора, не пьяницы. Вы не правы, женщины! Мужчин у нас меньшинство, их надо любить, беречь, ценить, и уважать!
Дамочки от неожиданности замолчали и смотрели на неё, как будто она с Луны свалилась. А мужчина, сидевший перед ней на сидении, вскочил, освобождая ей место: