Есть!
Шрифт:
Платье Ирины насквозь пропиталось восточными ароматами, и все парадное мечтательно раздувало ноздри и поглаживало пустые животы.
На улице ее ждал тяжелый влажный ветер – вцепился в волосы, прилепил к ногам подол. Ирина шла вперед, как в поговорке, держа нос по ветру, очутилась на Пушкинской и опять же носом к носу (хотя нет! носы у них были на разной высоте) столкнулась со своим Идолом. Идол был живой, загорелый и настолько настоящий в сравнении со своим будто бы братом, что у Ирины-Шушунны хлынули слезы, как в комиксах, – салютом-фейерверком-фонтаном в разные стороны.
Чтобы выплакать все, что скопилось, Ирине понадобилось ровно восемь минут. Она рыдала, но была при этом абсолютно счастлива – потому что Идол не только пожалел ее, но и согласился дать абсолютно ненужное (ни ему, ни Ирине) интервью. Название махачкалинской газеты, для которой Ира якобы трудилась, было подлинным, а должность и фамилию рыдающая корреспондентка сочинила на ходу.
О чем они говорили во время интервью, Ирина ни тогда, ни теперь, спустя шестнадцать лет, не помнит. Как выглядел тогда БГ, тоже не помнит, как не помнит и обстановку репетиционной базы на Пушкинской – вообще от всего разговора, больше похожего на двустороннюю исповедь, у нее в памяти остался широкий, как от маяка, луч света, падающий из окна на стол. И мерный шелест диктофона, лежащего ровно посредине между Ирой и ее кумиром.
Кажется, она задавала такие глупые вопросы, каких он давно ни от кого не слышал. Кто-то громко хмыкнул у нее за спиной, а другой кто-то так же громко объ-явил, что принес пиво. Надо было прощаться – ее явно выпроваживали, а она не хотела уходить. В воздухе зазвучал голос специй, вдруг очнувшихся и рванувших на волю: Ира в ужасе принюхалась и поняла, что вся до последнего волоска пропахла пищей.
– Я тебя провожу. – Идол резво вскочил с места.
Они спускались по лестнице, Ирина вцепилась в теплую, живую, абсолютно человеческую руку – с кожей, пальцами, ногтями. Красивая рука.
Идол дружески приобнял Иру – даже самая ревнивая жена не углядела бы в этом объятии ничего подозрительного. Дверь парадного раскрылась, словно старинная книга, – и под ноги БГ кинулась стая юниц и молодчиков. Автографы – им нужны были автографы! А у Ирины в сумочке лежала целая кассета, записанная с обеих сторон – монотонное, почти желудочное бурчание вопросов, красивые развернутые ответы.
– Как мне выйти отсюда? – спросила Ира на прощание, и БГ ответил ей, как сказочной Алисе:
– Все зависит от того, куда ты хочешь попасть.
Конечно же, она говорила не о дороге домой. И сюжет этот – при желании – мог, наверное, развернуться в другую сторону, но для Ирины даже сегодняшнего события хватило с лихвой на всю жизнь. Она ни за что не стала бы делиться услышанным – их разговор должен остаться ее тайной.Дома, на кухне, пропахшей настоявшейся, теперь по-настоящему вкусной едой, Ирина стерла запись бесценного интервью – и крепко уснула, зная, что не забудет ни слова. Проснулась она другим человеком, готовым и к тяжелому разговору, и к новому будущему.
Сергей отпустил ее легко. Восточная девочка забрала с собой лишь маленький кусочек души. Сына она временно оставляла в Питере.
Вначале Ирина уехала в Израиль. Пробыла там ровно столько, чтобы понять, что эта страна и этот образ жизни никогда не подойдут ей – как не подходят ей одежда и мечта с чужого плеча.Вернувшись через год, Ирина забрала мальчика, развелась и навсегда пропала из жизни Сергея.
В новом своем мире, в другом городе, на канале «Есть!», Ирина заработала воинственное прозвище Ирак и очень быстро стала незаменимым для телекомпании человеком. Она обзавелась глубокой морщиной на лбу и не менее глубоким убеждением в том, что воровство не приносит счастья даже самым везучим и самым прекрасным людям. Отныне она не прощала этой привычки никому. И особенно ближним своим.
Глава пятнадцатая,
посвященная гипнозу, психоанализу и могущественному доктору с детским именем
Психотерапевт Денис Григорьевич Мертвецов ни секунды в жизни не сомневался в том, что его ненавидят коллеги. В лицо, впрочем, неприязнь демонстрировали разве только самые отчаянные, обиженные судьбой и пациентами – прочие сладко щерились, но сжимали камень в кармане, о да. Побелевшие костяшки, зубовный хруст, бессонные ночи. Денису Мертвецову досталось такое количество бесплатной антирекламы, о которой втайне грезит любая телезвезда, – поначалу коллеги по психоанализу ненавидели Дениса Григорьевича так рьяно, что запугивали им своих пациентов, как бабайкой и террористом в одном лице. Клиенты вели себя предсказуемо, по-человечески – шли проверять информацию на себе и, единожды попав на прием, навсегда оставались верными поклонниками удивительного доктора Мертвецова. И это при том, что Денис Григорьевич всегда был категорически против долговременных психотерапевтических отношений: ему неинтересно было доить несчастного человека, ему было интересно – помочь. Решить проблему, которая согнула плечи пациента и отправила за срочной психотерапевтической помощью. И, разрешите похвастаться, прежде не было еще проблем, c какими Денис Григорьевич не смог бы разобраться. Одни требовали больше времени, другие – меньше, но ни одна не ставила Мертвецова в тупик. Пока на горизонте не воссияла золотом волос пациентка Ека П., наш доктор не ведал поражений.
Специалист по лечению зависимостей– такое скромное самоназвание было у доктора Мертвецова.
Он с детства терпеть не мог три вещи – свое имя, рассказы Драгунского и зависимости, которыми обрастают слабые люди. Имя ему не нравилось решительно, хотя мама и всплескивала руками над портретом курносого гусара, все равно «Денис» для Мертвецова звучал как зеленые сопли пополам с манной кашей. То ли дело нормальные мужские имена – Сергей! Андрюха! Саня! А теперь скажите «Дениииис» и увидите мерзкую тонкую линию, выцарапанную на стекле гвоздем… Мертвецов с детских лет приучился прикрываться при знакомстве своей одиозной фамилией, а имя прятал, как шрам или срам. Только если совсем уж не удавалось отболтаться, ронял, как монету в траву, суровый первый слог. «Дэн» – куда ни шло.
Книжка Драгунского попала в черный список Мертвецова тоже из-за имени – благодаря этим рассказам нечуткие люди начинали звать будущего врача даже не Денисом, а Дениской! Мертвецов скрипел зубами не хуже нынешних коллег, осознавших очередной успех специалиста по зависимостям, но в отличие от них прекрасно понимал уже в детские свои годы, что книжка Драгунского со временем выпадет из контекста вместе с плоскими пластмассовыми солдатиками и гонками на ржавых велосипедах.
– Какой у вас мальчик… – в этом месте мамины знакомые замолкали, мучительно отыскивая в обедневшем с возрастом лексиконе подходящее определение, – необычный!
О да, разумеется, он был необычным, Денис Мертвецов, и взрослые люди за редчайшим исключением терялись при знакомстве с ним так, что почти никогда уже не находились. Внешне Денис был чистый херувим, но умиление застывало на взрослых губах, стоило мальчику произнести хоть слово. Не по годам разумное, это слово летело в нового знакомца, как стрела с отравленным наконечником, – и тот тушевался, застывая, с рукой, поднятой для ритуального поглаживания шелковистых волос.