Есть!
Шрифт:
Завтрак на кухне-студии еще не начинался. Дежурные повара торопливо накрывали на стол.
– Испания? – спросила я у незнакомого юноши в белом колпаке, пытаясь угадать тему.
– Португалия, – уточнил он.
На вид все это походило скорее на обед, чем на завтрак: утка, фаршированная сливами, гаспачо из дыни с мятой, тушеный козленок, миндальный пирог. Морковный и каштановый джемы. Сыр «серра» и «тетилья». Сласти из желтков «овуш молес». После такого завтрака можно неделю не есть!
Народ собирался стремительно, как тучи в грозу. Прицокала Аллочка, уселась рядом с хмурым Пушкиным – по телефону он не казался и вполовину таким хмурым. Ирак при виде меня вспыхнула и стала от этого почти хорошенькой, как любая смущенная смуглая девушка. Иран зато была ледяной, как сорбет, – раньше в ней не так звучала эта холодность.
Ждали только П.Н. и Еку, они начальственно задерживались. И еще одна персона отсутствовала – неизменный столовник Юрик. Который, впрочем, теперь не столовник, а полновластный хозяин канала.
Дод Колымажский сел рядом со мной и завел шепотливый рассказ про Шарлеманю, когда двери наконец распахнулись и явилось прекрасное трио. У меня заболел живот от злости, когда я увидела, как они выступали, – ну просто птица-тройка! Посредине тяжело шел П.Н., никого бы уже не сумевший обмануть своим возрастом, – незнакомая мне голубая рубашка и галстук, выбранный при явном женском участии, состарили шефа лет на десять.
– Он дней пять так ходит, – взволнованно прошептал Колымажский. – Все джинсы, говорят, повыбрасывал. А ведь они ему, наверное, пригодятся… в новых экономических условиях.
Я не ответила Доду, буравя глазами Еку, словно нефтеискатель почву в поисках заветного месторождения. Почва молчала и улыбалась загадочно, как Джоконда, Незнакомка и Дама с горностаем вместе взятые. Ека тоже была сегодня в голубом – в платье холодного и тяжелого, как айсберг, цвета.Наконец – Юрик Карачаев. Или теперь надо говорить «Юрий Евгеньевич»? Юрий Евгеньевич торжествовал, как писатель, получивший главную литературную премию планеты в день собственных именин из рук влюбленной в него мисс мира. Жизнь Юрия Евгеньевича удалась. Телеканал «Есть!» лежал у его ног, и потому он мог позволить себе теплые взгляды и участливые похлопывания по спине, которых удостоились Колымажский, Пушкин и тот самый юноша в колпаке. Его звали Петя Петров, с ударением на первый слог. Простота – не наш стиль, правда, Петя Петров?
П.Н. грузно сел на привычное место, уворачиваясь от моего взгляда, придвинул к себе тарелку. Пироги я даже не стала доставать – они все равно не ложились в тему. Где вы видели грибы в Португалии?
– А где грибы? – спросил вдруг П.Н., не обращаясь ни к кому конкретно, так что глаза у доброй половины сотрудников испуганно забегали. Я наслаждалась, представляя ломаный ход мыслей Еки – о каких грибах идет речь? Кто их готовил? Где они могут быть?
И я промолчала – лично меня никто ни о чем не спрашивал. Наш эксцентричный начальник часто выкидывает коленца, так что странный вопрос его мог, повисев некоторое время в воздухе, растаять сам собой. Но тут мои пирожки с грибами повели себя непредсказуемым образом: они вдруг запахли во весь дух, как будто отозвавшись на вопрос П.Н. Запах был таким одуряюще вкусным, что Юрик (обойдется без отчества) сглотнул слюну, как лягушка муху, Аллочкины тонкие ноздри затрепетали, а П.Н. погрозил мне пальцем, будто нашкодившей соседской девочке, которую очень хочется выпороть. Но нельзя.
Я достала пакет с пирожками и молча протянула его П.Н.
– Вы не возражаете, Павлуша? – спросил Юрик, перехватил пакет и выудил пирожок.
Сотрудники телеканала изучали узоры на скатерти, П.Н. побледнел, и только лицо Еки оставалось таким же выразительным, как пустая тарелка.
– М-м-м… – Юрик откусил половину пирожка и снисходительно кивнул, словно мэтр, принимающий экзамен у юного дарования.
Дод Колымажский вцепился в мою руку, Ирак что-то громко шептала – казалось, она молится. И тут П.Н. вырвал у Юрика пакет с пирожками и перевернул его над своей тарелкой. Пирожки посыпались градом, отскакивая и ударяя по соседям – голубое платье Еки удостоилось сразу двух ударов, оставивших неровные жирные пятна. Ека преспокойно подняла пирожки брезгливыми пальцами и бросила на тарелку, как мертвых мышей.
– Кофе готов, – сияющий Петя П етров появился на пороге с кофейником.
– Юрик! – взревел П.Н. – Это были мои пирожки! И это была моя телекомпания! И вот это, – он ткнул в меня пальцем, как на фреске Микеланджело Бог Отец в Адама, – это была моя любимая телеведущая. И она сделала замечательные пирожки!
– В которых мало соли, – вмешалась Ека.
– Да ты их не пробовала!
Петя Петров дрожащими руками пытался пристроить на столе кофейник. Уши его под колпаком горели, словно алые маки на тосканских полях.
– Необязательно читать всю книгу, чтобы составить о ней верное представление, – сказала Ека. – Мы с вами, Павел, как филологи отлично это знаем. Достаточно открыть книгу в двух-трех местах, чтобы понять, стоит ли она внимания. И с едой так же: я определяю качество блюда по запаху и внешнему виду.
– Ты определяешь по запаху и внешнему виду количество соли? – расхохоталась Аллочка.
Я ни разу до этого не видела, как она смеется: зрелище оказалось специфическим. Смеющаяся Аллочка – почти «плачущий большевик». П.Н., похоже, тоже впечатлился и развернул к ней стул:
– Аллочка, скажи, что мне делать? Распустить вас всех? Закрыться и проживать сэкономленные на завтраках деньги? В последние годы мы работали в убыток – взлет начался, когда пришла Ека. Да, Геня, нравится тебе это или нет, но Ека порвала все рейтинги. Рекламу дают нынче только под нее, все остальные программы – паразиты или благотворители.
– «Ека-шоу» – успешный проект, – признала Аллочка. – Более чем просто успешный, но почему мы должны расставаться с любимыми программами и… людьми?