Эсташ Черный Монах
Шрифт:
– Воды! – приказал капитан, вглядываясь в посиневшее лицо матроса.
Шартье пришел в себя только после третьего ведра забортной воды. Тряхнув своей черной гривой, как пес после купания, он с трудом встал и мрачно уставился на капитана. Удавка на шее вернула ему способность здраво мыслить, и теперь он соображал, какую кару придумает для него арматор. А в том, что она обязательно последует, он совершенно не сомневался.
– Ты, ты и ты! – Капитан ткнул пальцем в сторону троих матросов. – Доложите, что здесь произошло!
Расспрашивать драчунов не имело смысла. У каждого из них была своя правда.
Внимательно выслушав обстоятельный рассказ матросов о том, кто был зачинщиком инцидента и как все происходило, он повертел в руках наваху, которую услужливо подал капитану второй шипбой (он тоже прибежал на шум), и угрюмо сказал, глядя на гасконца сузившимися глазами, не предвещающими ничего хорошего:
– Ты нарушил морской закон! И кому, как не тебе, его знать! Драться с мальчишкой! Позор!
– Прошу прощения, хозяин… – с трудом прохрипел Берар.
– Прощения?! А о чем ты думал раньше? Когда доставал нож и хотел убить шипбоя? Ты заслуживаешь килевания!
Гасконец вздрогнул и в его глазах появился собачий блеск; протаскивание под килем судна часто приводило к смерти. Оно считалось равноценным смертной казни. Осужденного поднимали на рей, опускали вниз головой в воду и протягивали при помощи веревки под килем на другую сторону корабля.
Килевание проводилось один, два или три раза, в зависимости от тяжести вины. Если преступивший морской закон не захлебывался, то существовала большая опасность, что он будет сильно изрезан раковинами, наросшими на днище корабля, и умрет от кровотечения.
– Но учитывая твои прежние заслуги, – продолжал капитан, – ты отделаешься наказанием более легким. Привязать его к мачте! И прибить левую руку к дереву его же навахой! Все, исполняйте! А ты, – он обернулся к Эсташу, который отрешенно стоял в сторонке, – следуй за мной! Твое наказание будет иным.
И он направился в свою каюту.
Глава 3. Матросский быт
С наказанием обошлось. Пьер Фарино в глубине души был поражен; как мог такой малец выстоять в схватке с Гасконцем, которого боялись почти все забияки в портовых тавернах Булонь-сюр-Мер?! Да и в других портах, где швартовался когг, о нем были наслышаны и не хотели с ним связываться даже по пьяной лавочке. Шартье сразу хватался за свою наваху и редко кому удавалось не получить ранение острым, как бритва, испанским клинком.
Правда, до смертоубийства никогда не доходило; все же Гасконец, даже изрядно захмелев, сохранял остатки благоразумия, и дело заканчивалось лишь порезами. Но поговаривали, что у него были схватки, которые заканчивались гибелью его противника. Но только не на людях. Темных углов в портах хватало. При всем том гасконская горячность Берара в нужный момент уступала пикардийской хитрости.
– В наказание за твой проступок десять дней будешь таскать камень! – решил капитан. – И чтобы палуба блестела, как свежее куриное яйцо! Ты теперь будешь эти дни за нее в ответе.
Конечно, тащить тяжеленную пемзовую терку по доскам палубы было не мед, это делали только самые сильные матросы, но Эсташ облегченно вздохнул – как-нибудь справится. Главное, что капитан не оставил его за бортом – не прогнал с корабля. За время, что он провел на когге, Эсташ стал чувствовать себя настоящим моряком. Он многое узнал, многое понял. Ему даже начал нравиться тяжелый морской труд.
Вот только с бытом у него существовали проблемы. Он никак не мог привыкнуть к отвратительным запахам, которыми когг был пропитан, начиная с трюма и до каюты капитана. Не помогало даже сильное ароматическое средство, которое подарил Большой Готье, которому довелось побывать в составе военной морской экспедиции.
Естественно, Эсташ никому не показывал флакон с приятно пахнущей жидкостью, еще чего – матросы засмеют, но толку от его усилий хоть немного избавиться от дурных запахов было мало.
Корпус «Трумеля», несмотря на то что когг совсем недавно покинул верфь, все равно пропускал воду, которая скапливалась в трюме. И хоть ее откачивали, остатки протухшей трюмной воды испускали отвратительный, пронизывающий весь корабль смрад. Кроме того, подводная часть корпуса для защиты от гниения и морских червей была пропитана вонючей смесью из дегтя и серы. Еще более отвратительный запах имела краска для наружной обшивки из растертого в порошок древесного угля, сажи, сала, серы и смолы. А поверх этой краски было нанесено покрытие из древесного дегтя, смешанного с шерстью животных.
Все это вместе с чадом кухни, вонью гальюна и запахом немытых тел создавало одурманивающий букет. Но самым скверным было то, что утомленные моряки не всегда чувствовали себя в помещении для отдыха главными «квартиросъемщиками». Трюм и кубрик кишели клопами, черными и рыжими тараканами, блохами и крысами.
Крысы были настолько дерзки, что забирались даже в самые недоступные уголки, где моряки хранили свои ценные припасы «на черный день». Конечно, экипаж вел решительную войну против докучливых приживальщиков, но одержать победу было невозможно. Не помогали никакие меры. Казалось, что вместо каждой убитой крысы появлялись две новые. Кроме того, длиннохвостые грызуны были постоянно настороже и обманывали охотников столь ловко, что те в конечном итоге прекращали безрезультатные боевые действия.
Было только два радикальных средства против этих паразитов: кораблекрушение или жажда. Но какой матрос мог желать этого? Ведь в таком случае вопрос шел и о его собственной жизни. Если с водой становилось туго, крысы от жажды делались бешеными. Они устремлялись на штурм охраняемых бочек с водой и истреблялись целыми стаями.
Но монета оборачивалась другой стороной, если на корабле начинался голод. Происходила переоценка ценностей – крысы из ненавистной напасти превращались в вожделенную драгоценность. Они казались голодающим вкуснее, чем нежнейшее телячье жаркое. Об этом рассказали Эсташу бывалые моряки. Опытные члены экипажа когга, которым уже случалось побывать в таких переделках, буквально молились на своего капитана – Пьер Фарино редко возил свои товары далеко за горизонт…
Что касается помещения для жилья матросов (а Эсташу в этом вопросе не было сделано исключение; кают на корабле насчитывалось всего две и они предназначались для капитана и мастера), то оно своим видом напоминало темницу, и там всегда было исключительно грязно. Высота его была не более пяти футов [15] , но даже в это пространство вторгались две толстые поперечные балки, скреплявшие корпус судна, и матросские сундуки, через которые при необходимости приходилось переползать.
15
Фут – единица измерения длины в английской системе мер. Здесь фут французский королевский равен 0,325 м, или 12 дюймов.