Естественная история драконов. Мемуары леди Трент. Путешествие на «Василиске»
Шрифт:
На миг в голове мелькнула мысль, что тут мог бы подойти и Джейк – если, конечно, ему не откажут на том основании, что он мой сын. Но даже в самом благоприятном случае до самостоятельной поездки в Эригу ему еще нужно было дорасти, а за эти шесть-семь лет вопрос уж точно так или иначе разрешится… К тому же в самом скором времени выяснилось, что Джейк вряд ли последует по моим стопам.
Пока мы с Томом устраивали засады на виверн (а порой отваживались забираться в их логова, причем Том получил сильное отравление: способности к экстраординарному дуновению виверны лишены, но прекрасно обходятся ядом), Джейка приходилось оставлять на попечении Эбби Кэрью и Федора Лукича
Однако по возвращении я обнаружила, что дело обстоит совсем иначе.
– Холодно здесь, – пожаловался Джейк, кутаясь в пальто.
Да, я почти не кормила сына грудью, но, видимо, некоторые мои черты он перенял еще in utero [1] . В конце концов, когда он был зачат, я тоже непрестанно дрожала от выштранского холода.
– Да, так и есть, – согласилась я. – Но разве тебе не хочется сходить в пеший поход? Федор Лукич говорил, что мог бы показать тебе соколиную охоту.
1
В утробе (лат.). Здесь и далее – примеч. перев.
Джейк пожал плечами. Так пожимать плечами способны только дети лет девяти – и, как правило, только мальчики: для девочек подобное безразличие непозволительно.
– Его сокол все равно охотится только на кроликов и прочую мелочь. Хочу обратно на корабль.
Все ощущение родства, порожденное его жалобой на холод, исчезло без следа перед лицом сей немыслимой картины. Моему родному сыну неинтересно существо, наделенное крыльями?!
– Я в твои годы с ума бы сошла от радости, если бы меня взяли на соколиную охоту. Вот только девочек на подобные прогулки не берут…
Но это его ничуть не поколебало. Ему хотелось вернуться на «Василиск»: один из матросов по имени Хауорд обещал научить его вязать морские узлы.
– Не сомневаюсь, в этой области и у Федора Лукича есть чему поучиться, – сказала я, но Джейк (с немалым пренебрежением) ответил, что все эти узлы он уже знает.
Жестокая мать, я вынудила его задержаться. Мы с Томом еще не закончили работу, и я не собиралась отправлять Джейка вниз по Оловтуну в сопровождении одной лишь гувернантки. Не желает изучать север Бульскево – пусть сидит и зубрит шпуренские глаголы под надзором Эбби.
Когда я с глазу на глаз заговорила с ней о его поведении, она только беспомощно развела руками.
– Ему нравится в море. Как только мы вернемся на «Василиск», все уладится.
– Надеюсь, вы правы, – сказала я. – Если он будет так капризничать всю экспедицию, то никакого житья нам не даст. А мне не хотелось бы заставлять вас безвылазно торчать на «Василиске» только потому, что Джейку так хочется.
– Я вовсе не возражаю, – ответила Эбби.
Весьма любезно с ее стороны, но я-то знала, что это неправда.
– Что ж, ладно, – философски вздохнула я. – Ему всего девять. Думаю, вскоре ему надоест «Василиск» и захочется некоторого разнообразия.
Все это только показывает, сколь плохо я понимала собственного сына.
Из Бульскево мы могли бы продолжить плавание вдоль восточного побережья Антиопы, к драконам, обитающим в землях Змайета, Увалише и Ахии. Однако, составив самый полный список известных пород драконов и драконообразных, мы с Томом решили, что усилия лучше направить в другую сторону. Во-первых, имеющаяся литература о подобных животных имела сильный перекос в сторону антиопейских наблюдений, а об обитателях иных земель сообщала гораздо меньше. Во-вторых, помимо дальних родичей драконов, наподобие искровичков, виверн и волкодраков, таксономических вариаций в Антиопе имелось относительно немного. Для настоящего изучения природы драконов следовало заглянуть дальше.
Посему «Василиск», пополнив припасы в Купелии, взял курс через океан, к далекому континенту Отоле. В пути – продлившемся два месяца, в течение которых скученность и теснота из незначительных неудобств мало-помалу превращались в неудобства невыносимые – я начала понимать, что происходит с Джейком.
Как уже говорилось в первом томе моих мемуаров, переломный момент в моей жизни настал довольно рано – в семь лет, когда я вначале научилась сохранять в целости искровичков, а затем «препарировала» голубя, чтобы узнать, для чего ему вилочка. Эти-то два события и положили начало одержимости крылатыми существами. В конце концов на главном месте среди них прочно утвердились драконы, хотя и нежную любовь к птицам и некоторым насекомым я храню в сердце по сей день.
Ну, а для Джейка таким переломным моментом стал «Василиск». Едва нога его впервые коснулась палубы, он понял (хотя и выразил это словами лишь спустя годы), что оказался дома. Он полюбил с первого взгляда и сложное хитросплетение канатов и парусов, пробуждающих судно к жизни, и ту изобретательность, с которой все необходимое уменьшено и втиснуто в любой свободный уголок. Он полюбил и резкий запах морской соли, и хлесткий морской ветер, а больше всего – ощущение безграничной свободы, порождаемое полетом над волнами.
Я поняла это не сразу. Да, морские плавания приносили мне радость, однако до полного, наивысшего наслаждения ей было далеко. Ну, а Тамшир, земля моего детства, не имеет выходов к морю, и прежде мне не доводилось наблюдать, как океан зовет, манит человека к себе. Для меня было необъяснимой загадкой, отчего Джейк, росший в тихом пригородном Пастеруэе и на оживленных, людных фальчестерских улицах, тянется к морю всей душой. Однако факт оставался фактом, и если все это и было лишь преходящим увлечением, как я решила вначале, то увлечение это проявило выдающуюся неспособность миновать в положенное время.
Конечно же, в свои девять лет Джейк начал морскую жизнь самым бесславным образом. Несмотря на внушение, полученное от капитана в первый же день, и на впечатления от боя с морским змеем, он постоянно лез, куда не следует, и трогал то, чего трогать нельзя. И вот однажды, посреди океана, когда «Василиск» стоял почти без движения, словно на бескрайнем листе стекла, Экинитос приволок сына ко мне за шкирку.
Мы находились недалеко от экватора, в той области, что зовется среди моряков «экваториальной штилевой полосой». Здесь все ветры часто стихают, и парусные суда попадают в полный штиль. Небо над головой сверкало раскаленной медью, водная гладь сияла, как золото. Я сидела на палубе и, пользуясь отсутствием качки, доводила до совершенства наброски, сделанные с морских змеев и виверн. Шум снизу я слышала, но оставила без внимания, как оставляла без внимания любую шумную суматоху, периодически охватывавшую всю команду.