Естественное убийство – 3. Виноватые
Шрифт:
– Кто-то знал, что вчера утром Маргарита Павловна дала Василию Николаевичу двадцать тысяч гривен наличными?
– Все! Включая бездомных псов с набережной! – зло сказала Светлана Павловна. – Никогда у моей сестрицы на дело денег не допросишься, а как…
– А как чужие деньги подсчитать, так вы даже плакать забываете! – ехидно прокомментировала сестру свекрови Лизанька.
– Чего это чужие? Деньги сестры мне чужие! Я всегда пеклась о Маргошином благополучии.
– Да уж!
Северный внимательно наблюдал за выражениями
– Лизанька, перестань, – мягко сказал Алексей Васильевич молодой супруге.
– Почему вечно я «перестань»! Ты бы своей тётке рот заткнул. Живёт здесь месяцами на всём готовом!
– Прекратите обе! – властно прикрикнул брат Маргариты Павловны. – Всеволод Алексеевич, вчера Вася действительно направо и налево рассказывал, что Марго ему дала денег на покупку ялика. Он, когда выпивал, становился ещё болтливее, чем обычнее.
– Но тут никого чужих не было! – всплеснула руками Маргарита Павловна.
– Да тебе все чужие – свои! – прошипела Светлана Павловна. – Он не только похвалялся деньгами, – обратилась она к Северному, – но ещё и рассказывал, что они у него под подушкой лежат. Ой!.. – ахнула Светка. – А деньги-то под подушкой были? нет?
– И что? Никто не сказал ни этому дурацкому лейтенанту, ни этому напыщенному полковнику, что у свёкра двадцать тысяч гривен под подушкой лежали? – хихикнула Лизанька и насмешливо оглядела собравшихся.
У всех было такое выражение, что Лизанька хихикнула ещё – и забилась в истерическом хохоте.
– Он не спрашивал – вот никто и не сказал, – растерянно прошептал Алексей Васильевич.
Заходящуюся Лизаньку Фёдоровна окатила водой из графина.
– Какая… фуф! – утёрлась подолом сарафана Лизанька. – Какая у меня богатая свекровь! Двадцать тысяч гривен отдала – и даже глазом не моргнула.
– Двадцать тысяч гривен пропойце конченому отслюнявила – и не поморщилась! – зло сказала Светлана Павловна.
Фёдоровна подошла к сестре хозяйки и с размаху залепила ей пощёчину, после чего обе дамы вцепились друг другу в волосы.
– Убью падлу! – прошипела Фёдоровна.
– Убивают! – заголосила Светка.
– Идиотки! – рявкнул Пётр Павлович и, взяв обеих дам за шкирку, отшвырнул их друг от друга.
Северный достал мобильный и набрал Шекерханова.
– Хреново работает твой следственно-оперативный аппарат… – сказал он в трубку, идя к двери.
Дальнейшего разговора собравшиеся не слышали.
Через пять минут Всеволод Алексеевич вернулся в банкетный зал. Все были на своих местах с приличествующими скорбными минами. Кроме Фёдоровны. И только в Лизанькиных глазах горели несколько ненормальные неуместные огоньки. Северный окинул собравшихся тяжёлым взглядом.
– Я хочу, чтобы все вы мне рассказали, где были сегодняшним утром. С девяти до полудня.
– Мы уже всё рассказали ментам! На каком основании вы…
– Не всё, как выясняется, вы рассказали «ментам». И –
– Да кто вы такой?! – громко возмутилась Лизанька.
– Откуда у вас эта ямочка на подбородке? – вдруг спросил Всеволод Алексеевич, пристально глянув на Лизаньку.
– Что?
– Очень красиво. Вы красивая женщина, Лиза. Обычно ямочки на подбородке идут только мужчинам. Женщин они обычно портят, а вас – нисколько. Вы здесь родились?
– Это что, сейчас очень важно?! – возмутилась Светлана Павловна.
– Действительно, глупость какая-то! – поддержал сестру Пётр Павлович. – При чём тут красота Лизаньки или место её рождения? Человека убили в собственной постели! Маргаритиного мужа! А вы с какими-то ямочками!
– Моя жена родилась в Москве, – ответил Северному Алексей Васильевич. – И она до сих пор гражданка Российской Федерации. Как и вы. Это что, имеет какое-то значение? Я вообще в Казахстане родился. И ямочек у меня нет. И что? Вас ещё что-то интересует? В килограммах или в сантиметрах? Можем о Матиссе поговорить. Вас Матисс не интересует?.. Я вообще не считаю нужным отвечать на вопросы постороннего человека. Фарс какой-то! Моего отца убили, а вы…
– Именно вашего отца убили, – спокойно сказал Всеволод Алексеевич и ещё раз обвёл взглядом присутствующих. – Кто не считает нужным отвечать на вопросы постороннего человека, может совершенно спокойно покинуть помещение.
– Я ухожу! – сказал Алексей Васильевич. – Лизанька?
Лизанька покраснела и отошла в дальний угол. Вошла Фёдоровна с подносом, на котором стояли кофейные чашки. Никто не ушёл. Сын Маргариты Павловны сел за один из столиков. Лизанька присела ему на колени. Северный задавал вопросы, присутствующие отвечали.
На самом деле все были рады выговориться. Выговорить раздражение. И рассказы о том, кто, как и где провёл утро, нисколько не противоречили уже записанному лейтенантом в протоколах. Светлана Павловна спала в номере с камином – а это через двор, потом делала маски и принимала ванну – а это долго. Сашка удил рыбу на набережной, и Пётр Павлович к нему присоединился. Многочисленная родня – кто спал, кто прогуливался, кто и вовсе рано уехал из Балаклавы, как Алексей Васильевич. Он поехал просить прощения у Лизаньки за что-то там, ляпнутое на банкете. Лизанька укатила ещё вчера поздним вечером, что подтверждали показания отвозившего её в Севастополь таксиста. Фёдоровна домой не доползла – так приняла в конце банкета, что осталась спать на раскладушке в своей кухне. Утром все по очереди заходили к ней – кто кофе выпить, кто чаю, кто перекусить. Да она с восьми до десяти ещё и завтрак накрывала для многочисленных имеющихся тут туристов. И прораба с рабочими окармливала. Куда делся нож? Да не нужен он был ей сегодняшним утром, этот нож. Не обратила внимания. Да и к чему эти глупые вопросы?! Если бы она, Фёдоровна, хотела убить Василия Николаевича, так у неё более удобное место и время были за предыдущие пять лет. И не стала бы она ножом в живого человека тыкать. Лучше бы яду какого в кофе или в спиртное насыпала. Или водкой палёной Васю напоила. Покойный до выпивки был ой как охоч!