Естественное убийство – 3. Виноватые
Шрифт:
– У меня от этой Лизаньки холодок по коже.
– Ну это теперь, когда ты уже всё знаешь. А когда она искренне оплакивала своего пасынка, ты был готов ей слёзы утирать.
– Да уж…
– Всё, не хочу об этом ни думать, ни говорить. У меня предсвадебное путешествие тут вообще-то. Это мне впору говорить «да уж!».
Алёна Дмитриевна с Всеволодом Алексеевичем прошлись по коротюсенькой балаклавской набережной, посидели на скамье с видом на маслянистую чёрную воду, после чего отправились в Севастополь и гуляли чуть не до самого утра. Несмотря на не самый, мягко говоря, юный возраст, им ещё вполне хватало
Глава семнадцатая
В девять утра джип Маргариты Павловны выруливал на горное плато Ай-Петри. Всеволод Алексеевич припарковался, легко выпрыгнул из машины и пошёл туда, где не так давно оставил своего приятеля Сеню с Дарием, Дашей, Жорычем и внуком Маргариты Павловны Сашкой Фирсановым. Малышня радостно вывалила из палатки ему навстречу.
– Я первый тебя заметил! Я дозорный сейчас! Моя очередь! И, кстати, Сашка меня научил самому себе мыть жопу! Это очень просто! Значит, так…
– Жорыч, попу! – поправила братика Даша. – Дядя Сева, тут так очаровательно, замечательно и прекрасно, и я больше не хочу жить в квартире, я хочу жить в палатке, чтобы меня украли пираты, а пока я влюбилась в Сашу! – последнее она, если можно так выразиться, прокричала шёпотом. – Это не значит, что я тебя перелюбила, просто Саша – он моё увлечение. Он сильный, умный, благородный, и когда Дарий сломал мою куклу, Саша сломал его машинку, и Дарий плакал, как всегда, но его никто не жалел, потому что папа поломал ногу и вообще читает про то, как стать счастливым, а Дарий всегда плачет, а я никогда не плачу, поэтому его мама успокаивает, а когда Саша поломал его машинку, после того как Дарий поломал мою куклу, Дарий поплакал-поплакал и успокоился, а Саша ему сказал: «Глаз за глаз, понял?» И Дарий согласился, хотя ничего не понял. Но сильных мужчин всегда все понимают! – Даша пролепетала всё такой чудовищной скороговоркой, что Всеволод Алексеевич, признаться честно, не понял и половины.
Но навстречу уже топал важной поступью Сашка.
– Здравствуйте, Всеволод Алексеевич! – Он протянул ладонь, и с самым серьёзным видом десятилетний мальчишка и полувековой мужик пожали друг другу руки.
– Что тут случилось? Это прелестное создание пролопотало, что папа поломал ногу.
– Я не виноват! – выскочил из Сашки Фирсанова десятилетний мальчишка. – Я повёл их самым простым маршрутом. От поляны Хосат-Баш по руслу реки. Там всего-то сто шестьдесят метров по большим плитам до начала контрфорса, а там уже и юный гребень. Всего-то шестьсот метров лёгких скал, метров двести скал средней трудности, я туда уже не раз взбирался, для детей маршрут, а этот жирдяй, – внук Маргариты Павловны кивнул в сторону палаток, – туда четыре часа…
Всеволод Алексеевич строго посмотрел на Сашку.
– Извините. Семён Петрович. Он туда четыре часа взбирался.
– Я тоже туда влез! – заорал Жорыч.
– И я! – прошептала Даша, взяла Сашку за руку и покраснела.
– Да чего такого-то? Детский элементарный маршрут! Я мелюзгу верёвками к себе привязал. А жи… Семён Петрович ногу не на маршруте поломал, а уже на лесной дороге. Подвернул, а там что-то как хряснет! Он давай ойкать, потом выть… чуть не хныкать. Мы два часа с ним к палаткам прыгали.
– А где Дарий? – обеспокоенно огляделся Северный.
– Так с папой сидит. Мы при нём по очереди дежурим. Кроме Даши. Да всё в порядке, я ему шину наложил.
Всеволод Алексеевич уже стремительно шагал к палатке Соколова.
– Сева! – вскричал Сеня. – Сева, мобильные сели, зарядить негде! Это кошмар! Наверное, у меня страшный перелом! Ай!
Даже не поздоровавшись, Всеволод Алексеевич первым делом осмотрел Сенину ногу. Опухоли не было. Шина была наложена толково, из подручных материалов.
– Сам? – с одобрительной интонацией уточнил он у Сашки Фирсанова.
– А вы здесь ещё кого-то видите?! – с чуть нагловатой гордостью ответил Сашка вопросом на вопрос.
– Ну ты не сильно-то гордись. А ты чего разлёгся, как девочка, и голосишь? С ума сойти, здоровый мужик!
– Я ещё и костёр по вечерам разжигал, – вставил Сашка. – Нам с дядей Сеней кофе варил, детям – чай. Мы с Дашкой суп из одноразовых макарон варили.
– И всё это должен был делать ты, великовозрастный…
Заметив, что к нему внимательно прислушиваются четыре пары детских ушей, Северный замолчал.
– Давай, вставай, оттранспортируем тебя в машину. Палатки, Сашка, нам с тобой придётся собирать.
– Да я и сам могу! – с интонациями кота Матроскина сказал Сашка.
Через сорок минут всё было уложено в джип. Сеня возлежал на заднем сиденье, окружённый своими детишками. Сашка, как взрослый, уселся на переднее.
– Пристегнись! – строго сказал ему Северный.
– Что я, маленький?
– А что, только маленькие пристёгиваются?
– Я у Семёна Петровича три партии в шахматы выиграл! – в ответ сказал пацан.
– Только три? Ты – у него – и только три партии?! – удивился Северный.
– А больше он играть не захотел! Мы только три и сыграли! – засмеялся довольный мальчишка.
Сеня стал буряковым и с хмурым видом уткнулся в книжку про то, как стать счастливым.
– Папочка, разве ты ещё не выучил эту книжку наизусть? – хрустальным голосочком спросила папу лапочка-дочка.
Если бы Северный не знал Дашу с самого рождения, он мог бы заподозрить, что девочка ехидничала. Но этого не может быть. Это же Даша!
Отгрузив Соколова с детишками в номер люкс его гостиницы и сдав Сашку Фирсанова на руки счастливой бабушке, Северный наконец поднялся в мансарду к Алёне. Алёна Дмитриевна сидела на веранде, да не одна, а в компании Олеси Александровны. Леся Соколова лишь бросила томно:
– Привет, Всеволод!
Это было на неё совсем не похоже. Мало того, вслед за приветствием не последовало подробных расспросов о Сене и ребятишках. Но что совсем уж удивительно, на Леськином лице не было и следа её вечной озабоченности, постоянного напряжения и всего того, что обыкновенно бывает на лицах матерей пятерых детей, работающих к тому же топ-менеджерами крупных транснациональных компаний. По Леськиному лицу растекалась нега и истома.