Естественное убийство – 3. Виноватые
Шрифт:
– Ах, как это было прекрасно! Когда мы целый день карабкались всё выше и выше и, наконец, потные и утомлённые окунулись в горную речку, и тела…
– Ничего не хочу знать! – крикнул Северный.
– Всеволод Алексеевич, принеси нам, друг любезный, немного выпить. И после этого можешь ещё часок не выходить на балкон, – проворковала Леся. – Нет, я даже не знала, что такое бывает! Я не просто забыла – я не знала! Алёна, это было…
«Всё, ничего такого я не услышал!» – подумал Всеволод Алексеевич, выскакивая с балкона-террасы и плотно прикрывая за собой дверь.
«Всё-таки Сеня
Вечером Северный, Соловецкая и оба Соколовых сидели за столиком уютного балаклавского ресторанчика, одного из тех, что во множестве роятся на крохотной набережной. Все пребывали в некой неожиданной благости. Даже Сеня, прибарахлившийся в севастопольской больнице гипсовой повязкой, украшавшей его лодыжку, и парой костылей, хотя вполне хватило бы и палочки. Кажется, именно этим своим так внезапно случившимся страданием Сеня и был благостен. Леся с романтически-загадочным видом несла о Кутлакской бухте, об Адском ущелье («Почему его называют Адским? Мирно, спокойно… уединённо. Только отвесные скалы вокруг, ах! Райское место!»). Сплошные панорамы Нового Света и мыс Меганом. Ничего такого, если бы только у Северного не был намётан глаз на впервые за много лет полностью удовлетворённую женщину и не Алёнины чуть радостные, чуть ироничные усмешки, попеременное кидаемые то на Лесю, то на Семёна Петровича.
– Кстати! – вроде как опомнилась Леся. – Я и не ожидала, что Сеня окажется таким прекрасным воспитателем и таким организованным отцом. Дети всё выполняют без лишних напоминаний, Дарий перестал крушить Дашины игрушки, а Жорыч обучен навыкам ухода за собой.
– Не хотелось тебя разочаровывать, но прекрасным воспитателем оказался не сорокалетний Семён Петрович, а десятилетний мальчишка! – ехидно брякнула Алёна, за что удостоилась лёгкого тыка под столом от Всеволода Алексеевича. – И не надо меня пинать! – тут же отреагировала она с несколько наигранным пылом.
– Твоя детская непосредственность была бы прекрасной, не будь она столь откровенно провокативной.
– Пусть знает!
– Сеню знание не спасёт. А Лесе оно, возможно, будет неприятно.
– Да какая разница, если результат налицо! – миролюбиво выступила Леся, всё ещё находившаяся, судя по выражению лица, где-то там, в горном Крыму с обжигающими разгорячёнными телами в ледяных речках, где-то там, на берегах Нового Света, и желающая как можно дольше не возвращаться в суровую реальность ответственной работы, замужней женщины и многодетной матери.
– Я вам что, вообще чучело бессловесное?! – возмутился Соколов.
– Слушай, Семён Петрович, что бы ты мог сделать за двести миллионов долларов? – внезапно спросила Алёна старого друга-однокашника.
– За двести миллионов долларов?! – хищно и азартно изогнулись Сенины ноздри. – Наверное, очень многое!
– Ты смог бы убить человека?
– Ну-у-у…
Пока в Семёне Петровиче происходила неповоротливая борьба мысли с чувством, Алёна пристально смотрела на него не отрываясь, а Леся и Северный смотрели на тёмную воду бухты.
– «Ну-у-у»?! – с изумлённой интонацией воскликнула Алёна, не выдержав затянувшейся паузы. – «Ну-у-у»?! – ещё раз с подчёркнутым возмущением повторила она.
– Это… смотря какого человека.
– Да?! Бомжа на Курском вокзале, например. Вонючего, спившегося, никому не нужного бомжа, жизнь которого опостылела ему самому. Он спит, скрючившись от холода на заплёванном тротуаре, грязный, захлёбывающийся в собственной туберкулёзной мокроте, источая отвратную физиологическую вонь и перегар от одеколона «Свежесть». И тебе надо воткнуть нож в спину спящего бомжа. Не будя его, не глядя ему в глаза. Ты просто втыкаешь ему в спину нож и – вуаля! – джекпот! Двести миллионов долларов твои.
– Ну-у-у… – только и промычал Сеня, но слишком уж расчётливое, разумное выражение глаз товарища, всерьёз обдумывающего и всерьёз же примеряющего на себя, на свои морально-нравственно-этические категории предложенную Алёной гипотетическую, глупую, невозможную ситуацию, насторожили даже Северного, отвлекшегося от созерцания природы, нравственного чувства не имеющей вообще.
– Вот! – Алёна Дмитриевна аж подскочила от возмущения. – Вот! Вот оно, гнилое человеческое нутро! А между тем, Сеня, у тебя на пузе всё ещё крест, а на прикроватной тумбочке пылится Библия!
– Надо же, Семён Петрович, – сухо и холодно сказал Всеволод Алексеевич. – А ты, оказывается, вполне способен к психодраме. Ты сейчас даже меня пугаешь.
– Нет, ну а что такого?! Этот бомж никому ничего хорошего не принёс! – возмущённо заголосил Сеня, по своему обыкновению не уловив главного. – Он мучает сам себя, отравляет жизнь другим. Возможно, он вообще убийца или насильник!
– Ага. А ты – санитар леса. Но просто так, бесплатно, ты спокойно пройдёшь мимо, лишь на мгновение задержав дыхание. А за двести миллионов долларов – пожалуйста, с нашим удовольствием Семён Петрович Соколов воткнёт в спину спящего бомжа финку.
– Я могу массу добрых дел сделать на эти деньги! – тоже вскочил и принялся чуть не орать на старую подругу Сеня.
– О чём они? – удивлённо посмотрела на Северного Леська. – Крым. Море. Бархатный сезон…
– Наши с тобой возлюбленные, как обычно, о своём. О достоевщине. Но твой муженёк не то не дорос, не то не заметил, как перерос некоторые очень важные вопросы. Как и мы все. Мы все хищники по определению. Но мы люди – и этим хуже хищников. Хищник должен есть. Люди склонны обжираться. Мы все виноваты в том, что в нас существует готовность к убийству. Неважны причины, важно лишь осознание этой готовности. Мы виноваты в готовности убивать. Не из-за еды, а из-за двухсот миллионов долларов. Не из-за еды, а из-за того, что отравляет наш мозг. И если опасного шизофреника необходимо изолировать, то кто изолирует милую красивую девушку или доброго отца многодетного семейства с крестом, как справедливо заметила Алёна Дмитриевна, на пузе и с Библией на прикроватной тумбочке?
– Да не убил бы я вашего бомжа, не убил!
– Кто согрешил в мыслях своих, тот…
– Но это же всего лишь о прелюбодеянии! – чуть надтреснутым серебряным колокольчиком прозвенел хрипловатый, слишком довольный Лесин голос.
Сеня, забыв, что ему нужны костыли, чтобы театрально поохать, на одной ножке поскакал в сторону выхода из ресторана.
– Воздухом подышу! – крикнул он не оборачиваясь.
Леся, Алёна и Всеволод Алексеевич переглянулись и дружно грохнули. Дело в том, что сидели они на верхней открытой палубе ресторанчика, и свежего воздуха было не занимать в этой южной ночи.