Естественный отбор
Шрифт:
— Я же тебе говорил, что не Мучник кашу заварил, — горячился Лопа. — Его самого доить собрались, а вы Сима да Сима…
— А кто, по-твоему? — спросил Засечный.
— Тот белобрысый с пушком, Тото.
— Пахана хочет скинуть и сам «бугром» заделаться, — догадался Засечный.
В тот же день прекратились звонки от Ворона, а в воскресенье поздно вечером когда они, безоружные, подъезжали к хатенке на околице деревни, где квартировали, то увидели стоящий прямо под их окнами зеленый армейский фургон. Солдаты в бушлатах выгружали из кузова какие-то ящики и вносили их в дом.
Битых два часа просидели они в своем микроавтобусе за деревней в густом ивняке, пока грузовая машина не отъехала.
— Я ж вам говорил, то хохлы затеяли, — развивал новую версию Лопа. — А еще верней — чеченцы, помяните потом мои слова!
— Откуда здесь чеченцы?.. — спросил Скиф.
— Они везде и повсюду так и шастают, — не унимался Лопа. — Так и шастают, где плохо лежит.
На разведку отправился сам Скиф.
Весь вымок, пока добрался по кустам к деревне. Благо собак тут хозяева не держали, если не считать беспризорного кабыздоха, который чаще всего лежал, положив седую морду на гнилые доски школьного крыльца, на которое уже и всходить было опасно даже ребенку, не то что взрослому человеку.
Скиф долго всматривался в занавешенные окна избушки, проверял темный двор, но так нигде и не углядел засады. Чуть осмелев, он открыл калитку. И тут… серый Волк с лаем бросился ему на плечи, будто бы с радостной вестью или предупреждением об опасности.
Бежать было поздно — на пороге раскрытой двери выросла огромная темная фигура, и посаженный бас хрипло успокоил:
— Не крадись, разведчик… Куды ж ты без старого Ворона, сынок.
— Ты откуда взялся? — спросил Скиф после некоторого замешательства.
— Из тех ворот, что и весь народ.
— В этой сырости твой ревматизм тебя доконает.
— От смерти не убежишь.
— А приключений на кой черт себе искать?
— Когда надо, старая с косой тебя и на бабе сыщет…
Ворон потоптался на пороге, свистнул Волку, чтобы тот перестал по-щенячьи радоваться, сгреб Скифа в охапку и втолкнул в хату.
«Военный совет» заседал целую ночь.
Хозяйка — почти глухая на оба уха старуха лет под восемьдесят — уже перестала бояться, что пьяные москали пустят красного петуха, и храпела на печке.
Окна своего временного пристанища они завесили солдатскими одеялами, которых тут у каждого местного жителя был целый склад. В свое время крестьяне любой деревни, граничившей с военной частью, одевались, обувались и обустраивали дом за счет бесконечно щедрых прапорщиков, для которых основной валютой в деревне была мятая трехрублевка или «жидкая валюта» — бутылка мутного «чемергеса».
Старик был одет, как заядлый охотник, — в хаки и высокие сапоги, во все новое. Поэтому он походил на убеленного сединами генерала среди старших офицеров. В костлявых пальцах держал карандаш и водил им по расстеленной карте.
— В пятницу вечером Сима Косоротая ко мне в гости вперся. Наширянный в дупель, что-то плел про синего Походина… Спаси, говорит, меня от Скифа, а Скифа спаси от длинных рук Тото Походина… Захотел якобы тот поганец малой, значит, Симу с трона сковырнуть… Сунул Сима мне чемодан «зеленых»… Я его, от кайфа тепленького, в подвал на цепь, как пса шелудивого, там ему надежней будет. А сам стал вертушку накручивать. До кентов одесских дозвонился, чемодан Симин в зубы и полетел в Одессу-маму. Там закупил вам арсенал и жрачки. Фирма какая-то порядочная попалась — мотострелковая дивизия. Даже трансагентов мне предоставили. Довезли на саперной машине с мигалкой на крыше и надписью «Разминирование» на бортах за милую душу. Менты нам всю дорогу честь отдавали.
— И без тебя бы освятилось, — буркнул Скиф. — Сидел бы у теплой печки да старые кости грел.
— Попал в ж… пальцем! Там сейчас на хуторе такая каша заварится, что даже Сима у меня весь подвал обдрищет.
Засечный слушал перебранку с опущенной головой и лишь иногда недоверчиво мотал ею из стороны в сторону:
— Не нравится мне вся эта ваша затея.
Лопа сидел, опершись на темляк шашки, которую раздобыл в дровяном сарае у хозяйки. Прежде этим режущим предметом кололи лучину на растопку. Но казак радовался своей находке, как дитя.
— Я же вам говорил, это походинские делишки! — удовлетворенно произнес Лопа и откинулся на спинку венского стульчика, который предательски потрескивал под ним.
Ворон посмотрел на него, как на не в меру разыгравшегося внука, и продолжил:
— Синие все по розыску в такой тайне держат, что даже у авторитетов ничего про их делишки не слыхать. На пацанку твою верхним нассать с высоты. Они проблемами покойницы заняты. Та дура — прости господи, — Ольга твоя на чужих деньгах за сыча сидела, а всем паханок из Цюриха заправлял. А тут гикнулась она в лепешку, и пошла мокрушная разборка, — со знанием дела сказал Ворон.
— Может, для надежности милицию хохлацкую подключить? — спросил Лопа.
Ворон только покачал седой головой.
— На кой тебе менты, Павло? — сказал Засечный, перебирая содержимое деревянных ящиков защитного цвета. — С дедушкиной артиллерией мы их вмиг уделаем.
В ящиках лежали пахнущие свежей краской гранатометы, автоматы, снайперские винтовки с оптическим прицелом, ручные гранаты и пистолеты.
— Думай, о чем болтаешь, — нахмурился Лопа. — Какая артиллерия — шахта на атомный взрыв рассчитана.
— А что, детки, если пойду я сам к ним первый, — ощерился щербатым ртом Ворон. — Я на пересылках крученный, на допросах верченный, воровской мастью крапленный, по блатному закону крещенный, а Богом и людьми не прощенный. Пора и должок отдавать.
— Не пущу, — твердо сказал Скиф.
— Пока живу, ни у кого не спрашиваю, где мне по нужде присесть.
Промозглым туманным утром от влажности в воздухе стволы сосен набухли и сочились крупными потеками. С березок, как весной, падали звонкие капли. Но их теньканье быстро затухало в плотной вате тумана.