Эстетика и теория искусства XX века. Хрестоматия

Мигунов А. С.

Она дважды подчеркивает основное действие кошек. Это глухое шипение, ассоциирующееся с названием «героев» сонета, в дальнейшем тщательно избегается.

С третьего стиха слово chats становится подразумеваемым подлежащим – последним одушевленным подлежащим сонета.

Существительное chats в роли подлежащего, прямого и косвенного дополнения заменено анафорическими местоимениями ^6,8,9ils, ⁷les, ^8,12,14leur(s); местоимения ils и les относятся только к кошкам. Эти зависимые (приглагольные) формы встречаются лишь в двух внутренних строфах – во втором четверостишии и в первом двухстишии. В начальном четверостишии им соответствует независимое местоимение ⁴eux (два раза), относящееся только к человеческим существам; в последнем же трехстишии нет ни одного личного местоимения.

При подлежащих начального предложения сонета стоит по одному сказуемому и по одному дополнению; получается, что ¹Les amoureux fervents et les savants aust`eres в конце концов ²dans leur m^ure saison отождествляются благодаря существу-медиатору, объединяющему антиномичные черты двух хотя и человеческих, но противопоставленных образов жизни. Они находятся в оппозиции: чувственный/интеллектуальный. Поэтому функцию субъекта начинают выполнять именно кошки, одновременно являющиеся и учеными и влюбленными.

В четверостишиях кошки предстают в качестве реально существующих животных; напротив, в трехстишиях речь идет об их фантастическом превращении. Однако второе четверостишие существенно отличается от первого, равно как и от всех остальных строф. Двусмысленное выражение ils cherchent le silence et l’horreur des t'en`ebres указывает на ошибку относительно кошек; намек на эту ошибку содержится в седьмом стихе, а в следующей строке она становится очевидной. Вводящий в заблуждение характер этого четверостишия, в особенности обособленность его второй половины, и в частности седьмого стиха, усилен отличительными чертами его грамматического и звукового строения.

Семантическая близость между словом L’Er`ebe («мрачные области, прилегающие к Аду»), являющимся метонимическим субститутом выражения «силы тьмы», а также имени Er`ebe («брат Ночи»), и тягой кошек к l’horreur des t'en`ebres, подкрепленная звуковым сходством между /tenbr/ и /erb/, – эта близость способствует тому, что кошки едва не начинают восприниматься в качестве исполнителей страшной работы – coursiers fun`ebres. О чем идет речь – об обманутой надежде или о ложной идентификации со стороны Эреба – в стихе, где говорится: L’Er`ebe les e^ut pris pour ses coursiers fun`ebres? Смысл этого места, которое пытались понять критики [33] , остается двойственным.

33

Ср.: «L'interm'ediaire des chercheurs et des curieux». LXVII, col. 333 et 509.

В каждом четверостишии и в каждом трехстишии делается попытка по-новому идентифицировать кошек. В первом четверостишии кошки ассоциируются с двумя человеческими образами жизни; зато во втором четверостишии, где им навязывается образ жизни упряжных животных, помещенных в мифологический мир, эта новая идентификация отвергается из-за гордости кошек. Во всем сонете это единственная отвергаемая идентификация. Грамматическое строение этого места в тексте, явно контрастирующее со строением остальных строф, подчеркивает его необычность: ирреальное наклонение, отсутствие качественных прилагательных, неодушевленное подлежащее в единственном числе, лишенное всяких определений и управляющее одушевленным дополнением во множественном числе.

Строфы объединены аллюзивиыми оксюморонами. ⁸S’ils POUVAIENT au servage incliner leur fiert'e, «если бы они могли склонить свою гордыню перед рабством», но они не «могут» этого сделать, поскольку они являются по-настоящему «могучими», ³PUISSANTS. Они не могут быть пассивно «взяты», ⁷PRIS, с тем чтобы играть активную роль, и вот уже они сами активно «берут» на себя, ⁹PRENNENT, пассивную роль, будучи упорными домоседами.

«Их гордость», ⁸Leur fiert'e, заставляет их принимать «благородные позы», ⁹nobles attitude, «огромных сфинксов», ¹⁰Des grands sphinx. Сближение «простертых сфинксов», ¹⁰sphinx allonges, и кошек, которые, «грезя», ⁹en songeant, им подражают, подкреплено парономастической связью между двумя причастными формами – единственными в сонете: /asza/ и /al:ze/. Кошки отождествляются со сфинксами, которые в свою очередь выглядят спящими, ¹¹semblent s’endormir; но это обманчивое сравнение, уподобляющее домоседов-кошек (и имплицитно всех, кто «как они» ⁴comme eux) неподвижным сверхъестественным существам, на самом деле приобретает значение метаморфозы. Кошки и отождествленные с ними человеческие существа как бы встречаются в облике сказочных чудовищ с человеческой головой и с телом животного. Таким образом, одна отвергнутая идентификация заменяется другой, также мифологической.

Кошки отождествляются с «огромными сфинксами», ¹⁰grands sphinx, благодаря тому, что они лежат в задумчивости, ⁹en songeant; это превращение подчеркнуто парономастической цепочкой, связанной с указанными ключевыми словами и комбинирующей носовые гласные с зубными и лабиальными согласными: ⁹еп songeant /as…/ – ¹⁰grands sphinx /asf…/ – ¹⁰fond /f"o/ – ¹¹semblent /sa…/ – ¹¹s’endormir /sa…/ – ¹¹dans un /.azoe/ – ¹¹sans fin /saf/.

Носовой // и другие фонемы слова ¹⁰sphinx /sfs/ вновь появляются в последнем трехстишии: ¹²reins /./ – ¹²pleins /../ – ¹²'etincelles /…s…/ – ¹³ainsi /s/ – ¹³qu‘un sable /koes…/.

В первом четверостишии говорится: ³Les chats puissants et doux, orgueil de la maison. Следует ли понимать эту фразу в том смысле, что кошки, гордясь своим домом, являются воплощением этой гордости, или же, наоборот, сам дом, гордый своими обитателями-кошками, пытается, подобно Эребу, подчинить их? Как бы то ни было, очевидно одно: «дом», ³maison, который замыкает в себе кошек в первом четверостишии, в дальнейшем превращается в бескрайнюю пустыню, «глубину одиночеств», ¹⁰fond des solitudes; боязнь холода, сближающая «зябких», ⁴frileux, кошек и «пылких», ¹fervents, любовников (отметим парономасию /frva/ – /fril/, обретает подходящий климат в суровом (подобно ученым) безлюдье жаркой (подобно пылким любовникам) пустыни, окружающей сфинксов.

Во временном плане выражение ²m^ure saison, «зрелая пора», рифмовавшееся со словом ³maison, «дом», в первом четверостишии и сближавшееся с ним по значению, находит свою явную противоположность в первом трехстишии; эти две явно параллельные группы (²dans leur mure saison и ¹¹dans un r^eve sans fin) взаимно противопоставлены друг другу: в первом случае речь идет об ограниченном отрезке времени, во втором – о вечности. Ни в одном другом месте сонета не встречается конструкций с предлогом dans, ни с каким-либо иным адвербальным предлогом.