Эстетика однополой любви в древней Греции
Шрифт:
(№ 994). «(Закон) Если кто применит насилие в отношении другого человека, ребенка, или женщины, или мужчины, свободного или раба, или же совершит противозаконное действие в отношении кого-либо из указанных выше, по этому поводу любой афинский гражданин, полностью сохранивший гражданские права, может обратиться с иском к фесмофетам» (Демосфен XXI 47, пер. В.Г.Боруховича [Демосфен 1994-96, т.1, с.79])
(№ 995). «(30) Полезно теперь, граждане афинские, коснуться деятельности Солона, установившего этот закон, и внимательно рассмотреть, какое внимание Солон уделил государству, осуществляя свою законодательную деятельность, насколько больше он заботился о нем, нежели о явлении, против которого был направлен его закон. Это же можно заметить по многим сторонам его деятельности и особенно по этому закону, запрещающему лицам, уличенным в развратном поведении, выступать с речами или вносить предложения на народном собрании. Ведь он видел, что большинство граждан не стремится использовать свое право на выступление, так что запрещение выступать он сам не рассматривал как серьезное ограничение в правах. Он мог назначить гораздо более тяжкие наказания, если бы цель его состояла лишь в преследовании подобных преступлений. (31) Но не к этому он стремился, истинная цель его запрета заключалась в заботе о вас и обо всем государстве. Ведь он знал, знал он, что лицам, ведущим столь постыдный образ жизни, наиболее враждебен тот государственный строй, при котором всем желающим предоставлена свобода слова и вытекающая отсюда возможность свободно разоблачать их пороки. Какой же это государственный строй? Разумеется, демократический! Солон считал весьма опасным такое положение, когда собирается вместе большое количество людей, красноречивых и дерзких, ведущих постыдный образ жизни и глубоко порочных. (32) Руководя народом, они смогут заставить его совершать множество ошибок. Помимо того, они могут попытаться и вовсе упразднить демократию (ведь в государствах с олигархическим строем людям, ведущим еще более постыдный образ жизни, чем Андротион, не разрешается даже дурно говорить о правительстве!). Или же они до такого состояния доведут народ, когда он станет совершенно порочным, состоящим из людей, полностью подобных им самим. Поэтому Солон прежде всего запретил подобным людям принимать участие в совещательных органах государства, чтобы обманутый ими народ не принимал ошибочных решений. А вот этот «прекрасный и благородный» [ калос к’агатос] человек, проявив полнейшее пренебрежение ко всем указанным постановлениям, счел себя вправе не только выступать и вносить предложения (в то время как закон запрещал ему все это делать!), но и предлагать такие, которые противоречат законам» (Демосфен XXII. Против Андротиона о нарушении законов. Речь 355 г. Пер. В.Г.Боруховича [Демосфен 1994-96, т.1, с.145-146])
(№ 996). «(72) Обратите внимание, граждане афинские, также и на то, как он [ Андротион] в течение всего этого времени уничтожал прекрасные и достойные завистливого подражания надписи – посвящения государству, приказав вырезать вместо них нечестивые и странные. … (73) И вот эти надписи, служившие причиной величайшего восхищения и побуждавшие к честолюбивому соревнованию, исчезли вследствие уничтожения самих венков. На фиалах же, которые вот этот человек, погрязший в разврате, изготовил для вас взамен этих венков, вырезана следующая надпись: «Изготовлены попечением Андротиона». Так имя человека, торговавшего своим телом и по этой причине в соответствии с законами лишенного права даже входить в храм, оказалось запечатленным на фиалах, помещенных в священном месте! Очень похоже на прежние надписи, не правда ли? И также побуждает к честолюбивому соревнованию?» (Демосфен XXII 72-73, пер. В.Г.Боруховича [Демосфен 1994-96, т.1, с.158-159] (Параграф 73 совпадает с речью Демосфена XXIV 181 [Демосфен 1994-96, т.1, с.292])
(№ 997). «(123) … Ораторы же стремятся провести такие законы, которые помогают избежать ответственности лицам, совершающим самые гнусные и опасные преступления. (124) В частном общении они обращаются с вами пренебрежительно, как будто они являются «прекрасными и благородными» людьми, хотя в действительности они ведут себя как самые скверные и неблагородные рабы. …
(125) … Разве пребывание в тюрьме не является для Андротиона семейной традицией? Вы сами знаете, что его отец не одно пятилетие провел в ней и сбежал оттуда, не дождавшись освобождения. (126) Или, может быть, Андротион должен быть освобожден от тюрьмы ради его честной юности? Однако и она должна служить причиной заключения его в тюрьму, и в не меньшей степени, чем украденные ныне деньги» (Демосфен XXIV. Против Тимократа 123-126. Речь 353 г. Пер. В.Г.Боруховича [Демосфен 1994-96, т.1, с.276])
(№ 998). «(61) Теперь, может ли вам прийти в голову, чтобы каждый из этих людей ненавидел бы Андротиона и выступал бы против его из-за этой эйсфоры? Разве дело не обстоит таким образом, что один из них питает к нему ненависть за оскорбление … третий – за оскорбление, будто отец этого человека занимался проституцией… да и все остальные, оклеветанные подобным же образом, также ненавидят Андротиона…» (Демосфен XXII 61, пер. В.Г.Боруховича [Демосфен 1994-96, т.1, с.154-155])
(№ 999). «Этот Филиск, проделавший такую же карьеру, что и упомянутый выше Харидем, захватывал с помошью войск Ариобарзана эллинские города. Врываясь в них, он совершил множество преступлений, уродовал свободнорожденных юношей, насиловал женщин, творил все то, что стал бы делать человек, захвативший власть, но воспитанный в беззаконии, при отсутствии всех благ, которые дает людям свободное демократическое государственное устройство» (Демосфен XXIII 141, речь 352 г. Пер. В.Г.Боруховича [Демосфен 1994-96, т.1, с.207-208])
(№ 1000). «(14) Он [ Конон] скажет, что в городе есть много сыновей почтенных людей, которые, развлекаясь как то свойственно молодым людям, дают самим себе прозвища: один – «итифаллы», другие – «автолекифы»; что некоторые из них пылают любовью к гетерам и в том числе один из его сыновей, который из-за гетер часто дрался и бывал бит, и что это также свойственно молодым людям. …
(16) … Мы согласны, пусть сыновья этого человека будут «итифаллами» и «автолекифами»; я только молю богов, чтобы эта мерзость и все остальное в том же роде обратилось против Конона и его сыновей. (17) Ведь они как раз те люди, которые приобщают друг друга к таинствам Итифалла и позволяют себе такие поступки, какие приличным людям стыдно не то что делать, но даже говорить о них» (Демосфен LIV. Против Конона за нанесение побоев, пер. И.А.Шишовой [Демосфен 1994-96, т.2, с.199-200] Датировка речи не установлена, 356/55 или между 348 и 343 гг.
(№ 1001). «(10) … Всякий, кто только захотел бы проверить образ жизни Ферамена, может это узнать. Ведь он по собственной склонности делает то, за что каждый призвал бы на него проклятия. (11) Он враг своих родителей, но друг развратника Павсания; держит себя вызывающе, подобно мужчине, но терпит, как женщина…» (Демосфен. Письмо IV. О злословии Ферамена, пер. В.В.Вальченко [Демосфен 1994-96, т.2, с.400]) Письмо датируется 324/23 г.
(№ 1002). «[ О приближенных Филиппа] (19) Таким образом остаются вокруг него грабители, льстецы да люди, готовые в пьяном виде плясать такие вещи, которые я сейчас не решаюсь перед вами назвать. Но очевидно, что это – правда, так как именно тех, кого отсюда все выгоняли, как людей гораздо более распутных, чем всякие гаеры, - например, известного государственного раба Каллия и подобных ему людей, мимов, потешающих смешными шутками, и сочинителей срамных песен с насмешками над своими же приятелями – вот таких людей он любит и держит около себя» (Демосфен II. Олинфская вторая речь, пер. С.И.Радцига [Демосфен 1994-96, т.3, с.30])
(№ 1003). «Свидетель всех этих дел вам, само собой, не нужен, только насчет того, что Фринон отправил сына, позови мне свидетелей. Его-то Эсхин не судил за то, что он собственное дитя послал к Филиппу для постыдных дел, но если кто-нибудь в молодости был красивей других и, не предвидя возникающих из-за этого подозрений, жил более вольно, тех Эсхин притягивал к суду за блуд» (Демосфен. Речь о предательском посольстве (XIX) 233, пер. С.А.Ошерова [Ораторы Греции 1985, с.105])
(№ 1004). «(285) … Знайте же, не потому он погубил Тимарха, что заботился о ваших детях, как бы сберечь их скромность (они и так скромны у вас, афиняне, и да не постигнет наш город столь злая беда, чтобы он нуждался в таких опекунах юношества, как Афобет и Эсхин), (286) а потому, что Тимарх как член совета внес предложение карать смертью всякого, кто будет пойман на поставках Филиппу оружия и корабельного снаряжения. И вот доказательство: долго ли выступал Тимарх с речами? Долго. И все это время Эсхин жил в городе и нимало этим не возмущался, не считал пагубным, чтобы такой человек говорил к народу, пока сам не побывал в Македонии и не нанялся на службу. Возьми теперь постановление Тимарха и прочти его. (Читается постановление). (287) Значит, человек, ради вас предложивший во время войны не возить Филиппу оружия, а нет – так платиться за это жизнью, погиб, подвергшись всем оскорблениям, а тот, кто выдал врагу оружие ваших союзников, обвиняет его, говорит о его разврате, между тем как бок о бок с ним – о Земля и все боги! – стоят двое свояков, при одном виде которых вы бы подняли крик: гнусный Никий, сам нанявшийся в Египет к Хабрию, и проклятый Кирибион, идущий в шествиях без маски! Да в этом ли дело? Ведь перед его глазами был Афобет, родной брат. Да, вспять потекли в тот день реки всех речей о разврате!» (Демосфен XIX 285-287, пер. С.А.Ошерова [Ораторы Греции 1985, с.116-117])
О Питталаке (Демосфен XIX 245 [Прим. // Ораторы Греции 1985, с.441])
(№ 1005). Псевдо-Демосфен. Любовная речь (№ 61)
(Пер. В.В.Вальченко [Демосфен 1994-96, т.2, с.323-336])
«(1) Ну что же, коль скоро ты хочешь послушать речь, то я познакомлю тебя с ней и прочту. Однако прежде всего тебе нужно узнать о цели ее написания. В своей речи автор желает восхвалить Эпикрата; он, по его мнению, является самым привлекательным среди многих благородных юношей города и еще более превосходит своих сверстников разумом, чем красотой. Но так как автор видел, коротко говоря, что большинство сочинений о любви принесло тем, в честь кого они написаны, больше позора, чем славы, то поостерегся совершить такой промах, и, как утверждает, написал о том, в чем твердо был убежден в душе, а именно, что истинно любящий не может ни совершить, ни потребовать чего-нибудь постыдного.
(2) Так вот, если ты ждешь от меня речь главным образом о любви, то она об этом и написана; в остальном же частью посвящена восхвалению самого юноши, а частью – увещаниям относительно образования и направления жизни. Все это изложено в том виде, как это обычно делается в записках. Ведь речи, предназначенные для устного произнесения, должны быть составлены просто и естественно, как если бы кто говорил без подготовки, те же, которые рассчитаны на больший срок жизни, требуют искусной и тщательной разработки; первым подобает быть убеждающими, последним – показными. Но для того, чтобы мне не [ с.324] пришлось сказать ничего неожиданного для тебя и чтобы не выражать только личное мнение о предмете, удели внимание самой речи; ее сейчас ты услышишь, ведь пришел и сам Эпикрат, которого я хотел видеть в качестве слушателя.
(3) Я замечал, что некоторые из тех, кого любят и кто обладает красотой, не находят правильного применения ни одному из этих счастливых качеств, но, с одной стороны, превозносятся красивой наружностью, с другой же, избегают общения с влюбленными. И они настолько неверно судят о собственном благе, что из-за тех, кто губит дело, также дурно расположены к желающим сблизиться на основе целомудренной воздержанности. Поэтому, казалось мне, такие люди не только не понимают своей пользы, но и приучают остальных к порочному общению,