Эстетика однополой любви в древней Греции
Шрифт:
(№ 1049). «В периодах надо избегать антитез и созвучий: они придают речи пышность, а не силу и часто вместо мощи получается выспренность. Так, например, Феопомп в речи, направленной против товарищей Филиппа, антитезой разрушил силу… Ведь слушатель, поглощенный таким сверхискусством, а вернее лжеискусством, уже далек от всякого гнева» (Деметрий. О стиле 247, пер. Н.А.Старостиной и О.В.Смыки [Риторики 1978, с.276])
(№ 1050). «(11, 1) В этом отношении наибольшего порицания достоин Феопомп. … (5) Если кто прочитает начало сорок девятой книги Феопомпа, безрассудство историка приведет его в изумление, ибо, не говоря уже о прочем, мы находим у него даже такие выражения:
(6) «Если обретался
(12, 1) Разве можно не возмущаться такою грубостью и непристойностью в речи историка? (2) В самом деле, Феопомп заслуживает осуждения не за то только, что высказывает мнения, противоречащие задаче его собственного повествования, но и за то также, что он оболгал царя и друзей его, а наибольше за то, что эти лживые известия облекает в срамную и непристойную форму. … (5) Что касается Филиппа и его друзей, то нечего бояться, как бы не приписать им изнеженности, малодушия или непотребства; следует остерегаться того только, чтобы не впасть в превознесение этих людей… (6) Несомненно ведь, что они собственными трудами и подвигами создали из ничтожного царства славнейшую и обширнейшую македонскую державу. … (12) Таким образом, если язвительность, с какою историк Тимей говорит о сицилийском владыке Агафокле, имеет еще некоторое оправдание при всей своей неумеренности, ибо он изобличает врага своего, негодяя и тирана, то в ожесточении Феопомпа нет никакого смысла.
(13, 1) И в самом деле, поставив себе задачею написать историю Филиппа, как царя от природы весьма расположенного к добру, он затем взваливает на него все пороки и преступления, какие только можно вообразить себе» (Полибий VIII 11-13 [Полибий 1994-95, т.2, с.69-71])
Александр Великий
«Нет вообще человека, о котором писали бы
больше и противоречивее»
(№ 1051). (Арриан. Поход Александра I Пред., 2 [Арриан 1993, с.49])
Все тексты об Александре приводить здесь нет ни возможности, ни смысла. Зато мне показалось целесообразным подробно изложить то, что известно из биографии Гефестиона.
(№ 1052). «[ Лисимах] себя называл Фениксом, Александра – Ахиллом, а Филиппа – Пелеем» (Плутарх. Александр 5, пер. М.Н.Ботвинника и И.А.Перельмутера [Плутарх 1994, т.2, с.118-119])
(№ 1053). «Еще в детские годы обнаружилась его воздержность: будучи во всем остальном неистовым и безудержным, он был равнодушен к телесным радостям и предавался им весьма умеренно; честолюбие же Александра приводило к тому, что его образ мыслей был не по возрасту серьезным и возвышенным» (Плутарх. Александр 4, пер. М.Н.Ботвинника и И.А.Перельмутера [Плутарх 1994, т.2, с.118])
(№ 1054). [ 333 г.] «Однажды Филоксен, командовавший войском, стоявшим на берегу моря, написал Александру, что у него находится некий тарентинец Феодор, желающий продать двух мальчиков замечательной красоты, и осведомлялся у царя, не хочет ли он их купить. Александр был крайне возмущен письмом и не раз жаловался друзьям, спрашивая, неужели Филоксен так плохо думает о нем, что предлагает ему эту мерзость. Самого Филоксена он жестоко изругал в письме и велел ему прогнать прочь Феодора вместе с его товаром. Не менее резко выбранил он и Гагнона, который написал, что собирается купить и привезти ему знаменитого в Коринфе мальчика Кробила» (Плутарх. Александр 22, пер. М.Н.Ботвинника и И.А.Перельмутера [Плутарх 1994, т.2, с.129-130])
(№ 1055). «А теперь сравним его поведение с тем, как вели себя признанные философы. Сократ не стеснялся разделять ложе с Алкивиадом. Александр же, когда Филоксен, бывший наместником прибрежных областей, написал ему, что в Ионии имеется мальчик, которому нет равных ни по свежести, ни по красоте, и спросил, не прислать ли его, резко ответил: «Ты, верно, совсем не знаешь меня, сквернейший человек, раз пытаешься угодить мне такого рода приманкой». (Плутарх. Об удаче и доблести Александра I 12, пер. Г.П.Чистякова и Э.Г.Юнца [Курций 1993, с.437])
(№ 1056). «…когда Кассандр насильно ласкал Пифона, любимца флейтиста Эвия, а Эвий смотрел и мучился, то Александр гневно набросился на Кассандра, крикнув: «Так, по-твоему, никому и любимым быть нельзя?» (Плутарх. Изречения царей и полководцев 26, 20, пер. М.Л.Гаспарова [Плутарх 1990, с.351])
(№ 1057). «…вообще до своей женитьбы он не знал, кроме Барсины, ни одной женщины. Барсина, вдова Мемнона, была взята в плен под Дамаском» (Плутарх. Александр 21, пер. М.Н.Ботвинника и И.А.Перельмутера [Плутарх 1994, т.2, с.129])
Это утверждение Плутарха весьма сомнительно, так как в нескольких источниках упоминаются наложницы Александра
(№ 1058). «Итак, милостиво приняв сакских послов, он дал им в спутники Эксципина, еще совсем молодого человека, которого он приблизил к себе из-за цветущей его юности; напоминая Гефестиона телосложением, он, конечно, уступал ему в прелести почти не мужской». (Курций Руф VII 9, 19, пер. Д.А.Дрбоглава [Курций 1993, с.162])
Заговор Димна
(№ 1059). «В это время один македонянин по имени Димн, родом из Халастры, злоумышлявший против Александра, попытался вовлечь в свой заговор юношу Никомаха, своего возлюбленного, но тот отказался участвовать в заговоре и рассказал обо всем своему брату Кебалину. Кебалин пошел к Филоту и просил его отвести их с братом к Александру, так как они должны сообщить царю о деле важном и неотложном. Филот, неизвестно по какой причине, не повел их к Александру, ссылаясь на то, что царь занят более значительными делами. И так он поступил дважды. Поведение Филота вызвало у братьев подозрение, и они обратились к другому человеку. Приведенные этим человеком к Александру, они сначала рассказали о Димне, а потом мимоходом упомянули и о Филоте, сообщив, что он дважды отверг их просьбу. Это чрезвычайно ожесточило Александра. Воин, посланный арестовать Димна, вынужден был убить его, так как Димн оказал сопротивление…» (Плутарх. Александр 49, пер. М.Н.Ботвинника и И.А.Перельмутера [Плутарх 1994, т.2, с.147-148])