Эта маленькая Гео
Шрифт:
Но чем ближе к набережной он подходил, тем меньше город напоминал ему город его детства. Казалось, всё пространство между деревьями и домами было затянуто тентами с пивной рекламой, под которыми стояли пустые столики, а вдоль набережной вторым рядом тянулись торговые палатки с сувенирами. Ближе к пирсу кусок набережной и вовсе загородило нелепое сооружение с куполом и искусственными пальмами у входа. Рекламный щиток изображал что-то невразумительное, но довольно похабного вида, надпись гласила «Женская борьба», а сверху красовалось название заведения – «Робинзон».
«Вот и «Робинзон», – подумал Максим, приближаясь
Два охранника молча оглядели его мощную фигуру, угадав, что он при оружии, и признали за своего.
– На работе? – спросил один.
– Гуляю, – улыбнулся Максим. – А что у вас дают?
– А, – поморщился второй. – Бабы дерутся.
– Девочки-то ничего?
– Промокашки. Чабан малолеток затаривает.
Не только их речь, но и особая татуировка на пальцах яснее ясного говорили Максиму о том, откуда пришла охрана «Робинзона». Таких он повидал достаточно, уголовщина была за спиной у многих, с кем ему довелось работать. В своё время он у них кое-чему научился, но всё же не считал их профессионалами.
Максим ещё раз оглядел постройку, афишу, пальмы. Всё это не внушало доверия, было каким-то несолидным, временным, как сувенирные палатки и пивные тенты, – нахмурится небо, заштормит море, налетит ветер и сдует всё до следующего лета. А что будет следующим летом, никто не знает – может, деньги поменяются, может, границу перенесут, а может, миру конец. Но что бы там ни было, одно можно было сказать с уверенностью: просто так, ни с того ни с сего его Объект каким-то сомнительным притоном интересоваться не станет. Максим решил, что надо всё-таки предупредить служивых, пусть поищут другую работу.
– Чтобы не заболеть, лучше вовремя сменить боярина, – сказал он не то чтобы равнодушным тоном, но будто нейтрально.
Они его поняли, но, судя по выражению их лиц, не поверили в это.
– Ладно, моё дело прокукарекать, а там хоть не рассветай, – с этими словами он развернулся и не торопясь зашагал прочь.
Курортного люду на набережной в это время дня было немного, как и всегда раньше, народ лежал на пляжах. Неподалёку от фонтана со скульптурой мальчика, поймавшего здоровую рыбу вроде осетра, у которого отломили голову, закутанная в белое покрывало, татарка продавала свою выпечку. Рядом стоял седой мужчина, наверное, муж, и помогал ей, принимая деньги и отсчитывая сдачу. Максим выбрал себе яблочный пирог с корицей, густо посыпанный сахарной пудрой. На мгновенье женщина подняла глаза, и Максим вспомнил мать: она вот так же часто что-то делала по хозяйству, а взгляд у неё при этом был грустный-грустный.
Набережную завершала ротонда. Как ни странно, в вихре перемен она уцелела, и шесть её классических колонн ярко белели на фоне синего неба. Максим поднял глаза вверх: ожила детская привычка – когда-то он учился читать, разбирая по складам надпись на фризе «Граждане СССР имеют право на отдых». Теперь надписи не было, она, как и сами колонны, и цветы на капителях, была густо замазана побелкой. Что касается граждан СССР, то вот он, один из них, бывший, сегодня он имеет право на отдых до 18.00.
Максим облокотился на парапет и вдохнул такой знакомый, такой родной морской воздух. Море было тихим, в солнечных бликах, волны, словно шутя, мерно шлёпали своими лапами о галечный берег. Вдали легонько покачивалась шхуна
Он хотел двинуться дальше, но тут заметил в стороне от всех одинокую женскую фигуру, спокойно, без брызг, входившую в воду. Она вошла уже по пояс, был виден чёрный купальник и белая кепка «капитанка», закрывавшая волосы. Плечи у неё были широкие, и длинные крепкие руки она держала наготове. Когда-то мать так же входила в воду, когда учила его плавать.
«Ну, эта сейчас рванёт», – подумал Максим и не ошибся. Только он не предполагал, что она сразу пойдёт на левом боку, загребая правой рукой сверху. Белая кепка стремительно удалялась от берега. Максим прикинул скорость – если с такой скоростью плыть, то и до Турции недалеко. Взмах руки, и ещё раз взмах, и ещё… Белая точка поравнялась со шхуной и исчезла за ней. Море будто опустело.
Бывший колхозный рынок остался на прежнем месте, только его сделали крытым, вокруг близлежащие горбатые улочки и площадь были облеплены торговцами. За рынком, возле крошечного сквера с тремя разросшимися кедрами, привезёнными некогда главным архитектором города – высокой сероглазой сибирячкой, Максим хорошо помнил её – из Ботанического сада, возникла новая большая церковь из серого камня. Он зашёл внутрь, купил две толстых свечи, обвёл глазами храм, нашёл икону Божьей Матери и зажёг их перед ней. Потом так же, не крестясь, вышел.
С тех пор как два года назад матери не стало, его потянуло заходить в церковь, но не молиться там, этого он не умел, а просто посмотреть на Божью Матерь.
Когда Максим вернулся в гостиницу, Объект, выспавшийся, порозовевший, бодрый, словно боец, готовый к встрече с противником, напевал что-то весёленькое, выйдя из ванной.
– Ну, как погулял? – спросил он Максима, глядя на него в зеркало.
– Нормально.
– Что там «Робинзон»?
То, что Объект первым делом спросил про «Робинзона», укрепило Максима в мысли, что это заведение как-то касается его вечерних встреч и переговоров.
– Женские бои без правил. Вход без трусов. Мак делают сами.
– Ну, разведчик, – одобрительно хмыкнул Объект, расправляя воротник рубашки ”поло”. – Я так и думал, что дело нечисто. Будем их брать за горло, – он засмеялся. – Ну, а ещё чего в городе? Чего хорошего видел?
– Всё нормально, – ответил Максим и задумчиво прибавил: – Женщина одна здорово плыла, до самого горизонта.
Объект с удивлением посмотрел на него, что-то хотел сказать, но промолчал.
День плавно перетёк в вечер.
В ёлочку
Старший менеджер Евсей Нилыч, для своих за глаза, просто Нилыч, был уверен, что все люди в мире делятся на две неравные части: одна, большая часть, считает, что самое главное в жизни это автомобиль, а другая, гораздо меньшая часть, что человек. В глубине души Евсей Нилыч этой меньшей части не доверял, полагая, что потряси этих человеколюбцев хорошенько, то и у них на первом месте окажется автомобиль, а любовь к человеку незаметно сойдет на нет. Каждый новый клиент подтверждал его наблюдение. Солидный возраст и положение позволяли Евсею Нилычу оставаться крупным философом даже в рабочее время.