Эта свирепая песня
Шрифт:
Кейт заправила волосы за ухо и перехватила взгляд Фредди. Но он не задержался на шраме. На щеках парня играл румянец, но это не было смущением.
Вероятно, ему и впрямь нездоровилось.
– Предлагаю тебе кресло, – вымолвила Кейт, стряхивая пепел на асфальт.
– Ничего-ничего, – сказал парень, привалившись к стене. – Мне просто нужно подышать свежим воздухом.
Его грудь опускалась и вздымалась. Взгляд серых глаз был прикован к низкой гряде облаков. Его глаза притягивали к себе: в них таилось нечто недоступное и далекое – и одновременно чуть ли не родное.
«Интересно, где он
– Держи, – она протянула ему сигарету. – Она тебе не помешает.
Но Фредди отмахнулся.
– Нет, спасибо. Эти штуки убивают.
Кейт беззвучно рассмеялась.
– Как и множество других вещей.
Печальная улыбка.
– Верно.
Зазвенел звонок. Кейт усмехнулась.
– Пока, Фредди! Как-нибудь увидимся.
– Мне следует записаться на прием? – спросил он.
Кейт махнула рукой.
– Мой кабинет всегда открыт.
А затем она затушила сигарету и вошла в здание.
К концу дня Кейт сделалась неприкосновенной.
Слух про ее стычку с Шарлоттой в женском туалете разлетелся по всей школе – во всяком случае, среди учеников выпускного курса. Большинство предпочли держаться в сторонке – они замолкали, когда она проходила мимо, но некоторые избрали другую тактику.
– Мне нравятся твои волосы.
– У тебя прекрасная кожа.
– Потрясающие ногти. Это металл?
Будущая свита бесила Кейт даже сильнее, чем Шарлотта. Они видела, как люди ползали у ног ее отца, пытаясь мольбами, жульничеством и пресмыкательством проложить путь к его милостям. Отец однажды сказал ей, почему он предпочитает монстров. Чудовища являлись гнусными, отвратительными тварями, но не имели ни особого интереса, ни таланта к выпрашиванию услуг. И они не лгали. Они были голодны, но голод – ничто по сравнению с амбициями.
– Мне никогда не приходится догадываться, чего они хотят, – заявил он. – Они не умеют врать.
Кейт ненавидела монстров, но когда половина школы принялась избегать ее, а вторая половина – искать, как бы к ней подлизаться, она начала понимать, в чем притягательность чудовищ.
Она чувствовала себя донельзя измотанной, и когда прозвенел последний звонок, Кейт с облегчением вздохнула.
– Меня не исключили, – сообщила она Маркусу, который стоял возле черного седана.
– Это чудо, – бесстрастно откликнулся водитель, распахивая перед Кейт дверцу автомобиля.
Когда машина выехала с территории Колтона и двинулась в сторону дома, Кейт, укрывшись за тонированным стеклом, позволила холодной усмешке соскользнуть с ее лица.
Дом.
К этому словечку нужно было привыкнуть.
Харкеры жили на самом верхнем этаже небоскреба, некогда называвшегося Оллсвэй-Билдинг, а теперь известного как Харкер-Холл, поскольку с некоторых пор здание принадлежало ее отцу целиком и полностью. Маркус остался в машине, а двое охранников в темных костюмах открыли стеклянную дверь и препроводили Кейт внутрь. Классическая музыка витала в воздухе подобно аромату духов – в малых дозах приятно, а в больших – задыхаешься.
Местечко было декадентское: вестибюль с высоченным сводчатым потолком, мраморный пол, стены из белого камня с золотой отделкой и хрустальные люстры.
Кейт
Темный Костюм топал за ней шаг в шаг, пока она пересекала вестибюль, битком набитый мужчинами и женщинами в роскошных нарядах. Многие надеялись на аудиенцию у Харкера. Некая красотка в кремовом платье попыталась всучить Кейт конверт с деньгами, но не сумела обойти охранника. А жаль. Кейт могла бы принять взятку. Не то чтобы деньги как-то повлияли на отца, но было бы занятно за ним понаблюдать.
Кейт продефилировала к золоченому лифту, строго глядя перед собой. Лишь там она остановилась и изобразила намек на улыбку.
«Люди – потребители. Вот в чем заключается абсолютная истина. Используй их или они используют тебя».
Еще одна заповедь из пособия Келлума Харкера о том, как оставаться на вершине горы.
И действительно, Келлум Харкер пребывал наверху, или, по крайней мере, прокладывал свой путь наверх очень долго. Он умел хорошо делать три вещи: обзаводиться друзьями, наживать себе врагов и копить деньги (в основном – незаконно). Задолго до Феномена и наступления хаоса, до войн за территорию и договора о перемирии Харкер уже стал своего рода королем. Не внешне, нет – данный титул принадлежал Флиннам. Но если всякий город – это айсберг, то подлинная мощь его скрывается в глубине, верно. И даже в те времена половина И-Сити была в кармане у Харкера. Поэтому когда тени принялись отращивать себе клыки, а соседние территории перекрыли границы и панический ужас погнал людей прочь (причем те, кто жил за пределами города, выдворили беженцев обратно), Харкер мог сказать, что ему сказочно повезло.
Он оказался на коне.
У него, конечно, имелась очередная концепция, в которой нашлось местечко и для монстров. Сама она звучала просто и незатейливо: следуй за Флинном и живи в страхе – или будь с Харкером и плати за безопасность.
Выяснилось, что люди готовы заплатить – и немало.
Пентхаус Харкера был минималистичным и элегантным: мрамор и стекло перемежались с дорогим темным деревом и сталью. Слуги и охранники здесь появлялись только по мере необходимости. Апартаменты были холодными, полными острых углов. Неподходящее место для семьи.
Они жили здесь, в пентхаусе, втроем, в те краткие месяцы между началом перемирия и аварией. Но когда Кейт ныряла в воспоминания, образы почему-то перемешивались: простор полей и деревья в отдалении, битое стекло и скрученный металл.
Не важно.
Но теперь она здесь – и пентхаус тоже принадлежит ей.
– Эй! – позвала Кейт.
Никто не ответил.
Ладно. Кейт не ожидала теплого приема в духе «как прошел день, солнышко?».
Семьей с рекламного снимка они никогда и не были. Личный кабинет отца примыкал к пентхаусу, но с тем же успехом он мог располагаться в его собственных апартаментах, в личной вселенной Келлума Харкера. Массивная дверь оказалась закрыта, и когда Кейт прижалась к двери здоровым ухом, она услышала лишь негромкий гул. Звукоизоляция. Кейт отвернулась и начала изучать лофт.