Эта жизнь неисправима
Шрифт:
27 июня 1980 года Нине Флориановне исполнялось восемьдесят лет; в одной из первых постановок Большого драматического "Царевич Алексей" по пьесе Мережковского она сыграла Ефросинью, почему и помнила дату смерти царевича, совпадающую с днем ее рождения.
Чай был хорош, и гость не преминул его похвалить.
Прекрасная хозяйка объяснила ему, что Блок и Бенуа старались пьесу переосмыслить, "одобряя" реформатора Петра и "осуждая" царевича Алексея в соответствии с духом времени, но Алексея играл Николай Федорович Монахов, и сочувствие публики оказывалось почему-то на стороне консерватора-сына, а не реформатора-отца. Да и пьеса сопротивлялась революционной трактовке. И во время сцены допроса Алексея заполнявшие зал матросы, не сдержавшись, выкрикивали ей то есть не ей, а предавшей царевича Ефросинье: "Стерва!" - и другие военно-морские слова.
Нет, Нина Флориановна была недовольна тем, как в кинофильме "Петр I" режиссер Петров и артистка Зарубина обошлись с Ефросиньей, потому что ее героиня вовсе не была безграмотной распустехой, а отличалась умом и начитанностью. Недаром Александр Николаевич Бенуа показывал на репетициях написанные ее четким почерком грамотные, рассудительные и внятные письма...
25 марта 1920 г. Первое представление "Царевича Алексея". Мое интервью по этому поводу в "Жизни искусства" запрещено М. Ф. Андреевой.
А. А. Блок, "Записные книжки"
– А постановка "Розы и Креста" была решена?
– Нет...
– Что же это были за репетиции?
– Официальных назначений не было. Это, как у нас теперь называется, был встречный план...
– Вот как!
– сказал Р.
– Внеплановая постановка?..
– Внеплановая, - подтвердила Нина Флориановна и повторила популярный в тридцатые годы термин: - Встречный план... Всех обманул, по- моему, Гришин, управляющий, но обманул совершенно сознательно, чтобы успокоить Блока, утешить его, чтобы Александр Александрович ждал и надеялся. Не сегодня, так завтра, понимаете?..
– Да-да, - сказал Р., - не сегодня, так завтра. Это я понимаю....
– Ему старались внушить мысль, что он нужен театру, что он - сама совесть. Чистота. Ведь то, что он нам твердил, было как покаяние... Что мы обязаны работать, работать... И он обязан... Я не вру, когда разгружали дрова, он на себя эти ледяные бревна взваливал... Мы отнимали, а он сердился... Он считал, что в долгу перед народом, говорил: "Как бы я ни страдал, мне хорошо...Чем больше я страдаю, тем больше понимаю, что я отдаю долг за то, что когда-то получил". Вы понимаете?.. Ведь это он нам на всех собраниях внушал...
– Понимаю, - сказал Р.
– Это - из Достоевского: "Пострадать надо..." И это поет Гаэтан: "Радость-Страданье одно..."
– Да, да, - сказала Нина Флориановна, - да, да... "Радость-Страданье..."
– А Гришин все-таки обманул?
– спросил Р.
– Ну, конечно! Это же он сказал, что надо ставить, вы понимаете?.. "Александр Александрович, вот мы с вами поставим "Розу и Крест"... Во МХАТе не удалось, потому что в это время началась революция, и так далее, и так далее... А сейчас - самый момент. Это ведь - двадцатый год, после "Царевича Алексея"... Гришин сказал Блоку... А Мичурин Геннадий был страшным его проповедником, и был влюблен в него, как безумный... И когда он случайно услышал об этом, он сейчас же побежал к Блоку, и Блок подтвердил, что Гришин действительно обещал...
Какую силу имеют в театре руководящие обещания, Р. хорошо знал. Вот и ему через шестьдесят лет после описываемых Ниной Флориановной событий пообещали дать возможность поставить к юбилею Блока "Розу и Крест", однако безо всяких дополнительных затрат, то есть на костюмном "подборе" и "за ту же зарплату".
Это был все тот же неистребимый "встречный план", но Р. проникся надеждами и воспрял духом.
Между тем Нина Флориановна продолжала:
– Мичурин спрашивает: "Александр Александрович! А у вас есть какие-нибудь мысли о постановке?" А Блок ему отвечает: "Знаете, теперь, когда я хорошо узнал труппу, у меня не просто отдельные мысли, я даже себе представляю, как пьеса замечательно расходится..." И сказал: такой-то - такой-то, и так далее, и так далее...
– Нина Флориановна, дорогая, - взмолился Р., - но это же блоковское распределение, о котором никто не знает!..
– Как же никто?
– спросила Нина Флориановна.
– Ведь я же вам рассказываю, значит, теперь мы оба... Да, он сам распределял, а вот кто - кого и кто какой... Я вам сейчас скажу... Потерпите... Ну, Изора - конечно, Женичка Вольф-Израэль... Это понятно... А вот Алиса, представьте себе, - моя светлость...
– Вот оно как!
– восхищенно сказал Р., чтобы еще больше воодушевить прекрасную даму, и она действительно воодушевилась.
– Ну, да, да, - с горделивым кокетством сказала она.
– Хотя мне только двадцать лет было, и это был мой первый сезон в Большом драматическом...
– Поразительно, - сказал Р.
Оценив произведенное впечатление, Нина Флориановна продолжила:
– Вот я сыграла Ефросинью в "Царевиче Алексее" и была совершенно свободна... Так, теперь вот интересно, что он говорил, вот я вас заинтересую. Бертрана мечтал играть, конечно, Геннадий, то есть Мичурин, и вместе с Музалевским получил в очередь... А короля...
– Графа?..
– Ну да, графа, но он же там почти король, - это Голубинский, очень хороший артист... Теперь вот этого рыцаря, рыцаря-несчастье...
– Мичурин и Музалевский, - повторил Р., - Бертран - это и есть "Рыцарь-несчастье".
– Нет, другого, который поет, этот, идеальный, седой...
– Гаэтана?
– Да, конечно... Так вот, Блок мечтал, чтобы этого Гаэтана сыграл Максимов Владимир Васильевич... Но боялся, что он откажется... Максимова обожали девочки, он снимался в кино и немножко любил покрасоваться... Он ведь был очень много занят... Вы знаете, МХАТ-второй целый год играл в Ленинграде, в помещении Суворинского театра, закрытого тогда, то есть в вашем теперешнем помещении, на Фонтанке, и актеры Больдрамта пригласили Болеславского и Сушкевича к нам, в Оперную студию Консерватории, напротив Мариинского театра, где Большой драматический открывался... Так вот, Болеславский ставил "Рваный плащ", Сушкевич - "Разбойников", а Максимов играл и у того и у другого, потому что его очень любили... Монахова тоже любили, но по-другому...
– А кто должен был быть вашим партнером - Алисканом?
– спросил Р.
– Алисканом должен был быть Коханский, Орест, очаровательный был... Он потом перешел в Ленком... Потом был несколько раз арестован... За педерастию... Кстати, вы таких Ниве не знали?..
– Нет...
– Ну и хорошо... Он женился на этой Ниве... Но это был такой брак... Условный... Обоюдно условный... Уже после войны... Потом он нигде не работал... Потом умер...
Она опять примолкла.
– Нина Флориановна, - спросил Р., - значит, Блок сделал распределение ролей, а актеров подговорил и собрал Мичурин, это была его инициатива?