Эти поразительные индийцы
Шрифт:
Трем первым высоким сословиям предписывалось проходить обряд посвящения, после которого их называли дважды рожденными. Члены высоких каст, особенно брахманы, надевали после этого через плечо «священный шнур». Дважды рожденным разрешалось изучать Веды, но проповедовать их могли лишь брахманы. Шудрам строжайшим образом запрещалось не только изучать, но даже слушать слова ведических поучений. По «Законам Ману» шудрам строго запрещалось давать остатки жертвенной пищи, вкушать кому-либо их пищу, так как она «отнимает свет священного знания» (IV, 218), совершать для них священные обряды, нести к месту погребения тело брахмана (V, 104). В этом кодексе указывается, что «та страна, которая населена главным образом шудрами, полная неверующими, лишенная дважды рожденных, быстро гибнет» (VIII, 22). Это свидетельствует о зачислении в сословие шудр целых народов, т. е. подтверждает мысль о неарийском происхождении значительной их части. Но в этом же интереснейшем памятнике предлагается, например, угощать шудру, пришедшего в дом, едой своих слуг, как и гостя-вайшью, или предписывается царю заставлять шудр работать наравне с «ремесленниками всех специальностей» (VII, 138), т. е. опять же вайшьями. Больше того, разрешается даже вкушать пищу тех шудр, которые являются испольщиками, пастухами, рабами, цирюльниками или нанимаются на работу (IV, 253). Такие уступки продиктованы самой жизнью – пришельцы-арьи вынуждены были вступать в необходимые деловые отношения с местными народами, так как слишком строгая взаимная изоляция просто остановила бы их собственное историческое и хозяйственное развитие на индийской земле.
Но все же одновременно со смешением шло и разделение. Все больше дифференцировались трудовые процессы, все большее число групп населения страны втягивалось в орбиту этой дифференциации – формировались касты. Касты целиком арийские, полуарийские, арийские на 30, на 20, на 10 процентов и вовсе неарийские. Таким же по своему этническому составу было и население отдельных областей страны, из которого в последующие века сложились те или иные народы Индии. С одной стороны, члены различных каст и население разных областей разобщались в результате многих запретов, с другой стороны, почти к каждому запрету законодатели добавляли оговорки и разъяснения, как эти запреты могут быть обойдены, если такая необходимость возникнет в процессе жизненной практики.
Да, человек всегда был связан со своей кастой сотнями нитей. Каста – это социальный организм, элементы которого были нерасторжимы в течение многих столетий. Застывшая, как в заколдованном сне, жизнь феодальной индийской деревни мало изменялась в течение столетий, существуя в себе и для себя в ритме, который не нарушался ни сменой правителей, ни расцветом и падением царств. Этот размеренный уклад был неотделим от каст, поддерживал касты, переплетался с кастовыми взаимоотношениями.
Джавахарлал Неру определял сложение каст в следующих словах: «Это была попытка социальной организации различных народностей, оформления фактического положения вещей… Она отвечала духу времени… Началу возникновения каст положило четкое деление на ариев и неариев… Деление на касты, которое должно было первоначально отделить ариев от неариев, оказало свое действие на самих ариев, и по мере роста разделения функций и специализации новые классы приняли форму каст… Касты находились, должно быть, в состоянии постоянного изменения, затвердение пришло значительно позже». [7]
7
Джавахарлал Неру. Открытие Индии. Пер. с англ. М., 1955, с. 85–86.
20. НЕРУШИМА ЛИ КАСТА?
Даже войны не смешивали каст, так как были касты, из числа которых – и только из их числа – правители набирали свой армии, и были касты, члены которых не имели и не должны были брать в руки оружие.
Сложившийся в глубокой древности образ жизни кастового общества зафиксировался в религиозных канонах – в законах дхармы.
Даже одежда, несмотря на все кажущееся ее однообразие, разная у разных каст и заметно отличает члена высокой касты от члена низкой. Одни обертывают бедра широкой полосой ткани, ниспадающей до лодыжек, у других она не должна прикрывать колени, женщины одних каст должны драпировать свое тело в полосу ткани не меньше семи или девяти метров, тогда как женщины других не должны употреблять на сари ткань длиннее четырех-пяти метров, одним предписано носить определенный тип украшений, другим он запрещен, одни могли пользоваться зонтом, другие не имели на это права и т. д. и т. п. Тип жилья, пищи, даже сосудов для ее приготовления – все определено, все предписано, все изучено с детства членом каждой касты.
Вот почему в Индии очень трудно выдать себя за члена какой-нибудь другой касты – такое самозванство будет немедленно разоблачено. Только тот может сделать это, кто много лет изучал дхарму чужой касты и имел возможность практиковаться в ней. Да и то он может так преуспеть только вдали от своей местности, где ничего не знают о его деревне или городе.
И вот почему самым страшным наказанием всегда были исключение из касты, потеря своего социального лица, разрыв со всеми производственными связями.
Даже неприкасаемые, из века в век выполнявшие самую грязную работу, жестоко подавляемые и эксплуатируемые членами более высоких каст, те неприкасаемые, которых унижали и которыми брезговали как чем-то нечистым, – они все же считались членами кастового общества. У них была своя дхарма, они могли гордиться приверженностью ее правилам и поддерживали свои давно узаконенные производственные связи. У них было свое вполне определенное кастовое лицо и свое вполне определенное место, пусть в самых нижних слоях этого многослойного улья.
Но человек, отверженный кастой, не имел и этого. И он начинал зависеть от милости панчаята низших каст – примут его в состав своей касты или нет. И даже будучи принятым, он всю жизнь должен был страдать от своего неумения делать их работу, от своей непривычки жить их жизнью, есть и одеваться, как они, от тяжкого унижения при необходимости заключать с ними браки для своего потомства, воспитанного в дхарме более высокой касты.
Только глубоко вдумавшись во все это, поставив себя мысленно в положение человека, до мозга костей пропитанного предписаниями жизни кастового общества, можно понять мироощущение вот такого отверженного, вынужденного заискивать перед теми, презирать кого было для него так же естественно, как дышать, есть, пить, двигаться. И уж конечно, со стороны членов низших каст нельзя было ожидать теплоты, всепрощения и понимания к такому низвергнутому до их уровня вчерашнему господину и поработителю.
Многие исключенные из каст оставались жить вне рамок всяких каст. Эти внекастовые стояли еще ниже неприкасаемых – вне всяких законов, вне правил. Нищенство становилось уделом большинства из них, потому что в четком расписании жизнедеятельности кастового общества им не было места, не было применения их рабочим рукам. В горячие дни сбора урожая или посевных работ им удавалось наняться на работу за миску просяного отвара и сноп соломы, но и то не везде, так как в каждой деревне есть свои нуждающиеся и человеку из касты всегда окажут предпочтение.
Собирая волокнистые травы в джунглях, они плели циновки на продажу в города, они прибивались к племенам, они начинали бродить по стране с дрессированными животными, как цыгане, – словом, приспосабливались к жизни, как только было возможно.
Заключая браки друг с другом, они, по сути дела, объединялись в новую касту – касту внекастовых.
Но все же, частично втягиваясь небольшими группами в состав низших каст, они были одним из источников пополнения этого слоя.
Другим, и основным источником его пополнения являлись и являются племена. Теснимые Департаментом лесов, который ограничивал территории их подсечно-огневого земледелия, охоты и сбора лесных продуктов, спасаясь от полуголодной жизни в лесах, люди племен – носители древних расовых типов – приходили в деревни наниматься в качестве батраков, плетельщиков, изготовителей музыкальных инструментов и тому подобного, оседали в деревне, поселяясь где-нибудь вблизи, за ее окраиной, втягиваясь в ее производственную жизнь и постепенно превращаясь в одну из низких каст в составе ее населения.