Эти синие глаза
Шрифт:
Но с другой стороны, он понимал, что не в его интересах проявлять излишнюю разборчивость. Он не мог себе этого позволить. Было просто чудом, что она все-таки направляла к нему кое-каких пациентов после того, что он позволил себе с ней. Более того, после того как он признался, что побывал в ее бесценном кабинете, а это, похоже, оскорбило ее гораздо больше, чем то, что его рука воровским манером проникла за ее корсаж.
Он был так болезненно, так чертовски уязвлен, когда она посмотрела на него своими огромными синими глазами и спросила его, что хорошего может выйти из их отношений.
Даже теперь в нем разгорался гнев, когда он думал об этом. Что хорошего может выйти из этого? О чем она при этом думала?
Хотя каковы, собственно, были его намерения? Конечно, Бренна Доннегал была не из тех женщин, кого мужчина мог бы сделать своей любовницей, даже если он и был врачом в деревеньке размером с Лайминг. Он не мог бы и в этом случае уйти от ответственности. А брак ни в коем случае не входил в его планы. Ведь он только что избежал одних оков, и не стоило обольщаться, что он еженощно не благодарил свою счастливую звезду за то, что она спасла его от этого несчастья.
И все же после тех обжигающих поцелуев представления Рейли о браке претерпели значительные изменения. Брак с женщиной, столь страстно отдававшейся поцелуям, как Бренна Доннегал, и потом не жаловавшейся на то, что ей испортили прическу, был совсем иным делом по сравнению с союзом с такой женщиной, как Кристина Кинг…
Но, должно быть, перспектива замужества вовсе не прельщала Бренну Доннегал. Она была настолько увлечена своими чертовыми исследованиями природы холеры, что ни на что другое у нее не оставалось времени и думать о другом ей было некогда. Вне всякого сомнения, она думала вовсе не о том, о чем обычно думают девушки ее возраста и о чем следовало бы думать и ей самой, — о платьях, званых вечерах и поклонниках.
О чем он, однако, думал? О том, что он, восьмой маркиз Стиллуорт, собирается жениться на полоумной девице с Гебридских островов? Он даже представить себе не мог, что сказала бы его мать, если бы он привез Бренну в Лондон и представил ее родным в качестве новой леди Стиллуорт. Хотя синие глаза мисс Бренны Доннегал были способны посрамить знаменитые фамильные сапфиры Стиллуортов.
С этими камнями на шее она была бы похожа на королеву Боадицию… И все же его сестры, несомненно, впали бы в истерику при виде гривы рыжих волос Бренны, свободно падавших на плечи и спину, не говоря уже о ее склонности в случае необходимости глотать виски прямо из горлышка бутылки… А уж что касалось Пирсона и Шелли, тут и представить себе невозможно, сколько красноречия они бы потратили, изощряясь в остроумии по поводу подобного брака маркиза Стиллуорта.
Но даже при всех этих условиях Рейли не имел бы ничего против такой жены, как Бренна. Она была умна, и добра, и красива.
Господи, как красива она была! А целовать ее в тот вечер… О, это было одно из самых восхитительных воспоминаний в его жизни. А он целовал женщину не в первый раз, и все его партнерши были значительно опытнее мисс Бренны Доннегал в науке нежной страсти.
Но какое значение имел опыт, когда в ней было столько чистого чувства, которое невозможно подделать. Когда он целовал ее, он ощущал, как все его тело омывают волны страсти и нежности, исходившие от нее. Конечно, с его стороны было бы непростительной самонадеянностью считать, что она питает к нему любовь…
Но он был вполне уверен, что некоторый интерес он в ней вызывает. Или это было только чувственностью? Да, Бренна Доннегал, несомненно, была очень чувственной женщиной.
Впрочем, едва ли это имело теперь какое-то значение. Что бы ни произошло между ними, все осталось в прошлом.
То, что он заглянул в ее святилище, в то место, где она вела свои нелепые исследования в пользу своего отца, было в ее глазах непростительным грехом.
Но как он мог устоять перед искушением? В тот момент ему показалось вполне естественным войти в комнату, дверь которой она не заперла.
Он был несказанно разочарован, когда обнаружил на стенах всего лишь несколько карт Лайминга с какими-то загадочными пометками и журналы, разбросанные там и сям. Там не оказалось никакого монстра. Эта комната даже не была логовом курильщика или курильщицы опиума. Просто какие-то непонятные каракули ученого безумца.
И все же ему не следовало сообщать ей о том, что он все это видел, потому что теперь она больше с ним не разговаривала.
Впрочем, возможно, это было к лучшему. Потому что если одни только ее поцелуи довели его до такого самозабвения, что он готов был лишить ее девственности прямо на фортепьяно, тогда то, что они отдалились друг от друга, было к лучшему.
— Сюда, — сказал голос, принадлежавший бесполому существу, шагавшему впереди.
Рейли, ехавший на лошади, одолженной ему лордом Гленденингом, смирном животном, прекрасно приспособленном к каменистым и обрывистым склонам, по которым Рейли был вынужден карабкаться почти ежедневно, когда навещал своих больных, был теперь вынужден пригнуться, потому что проезжал под лозами каких-то вьющихся растений, свисавших с каменистых осыпей.
Жилище, которое увидел Рейли, вряд ли можно было назвать домом.
Ветхая разваливающаяся хижина, кровля которой была сложена из обломков камня, со щелями, заткнутыми торфом, располагалась в центре ущелья, между двумя мощными скалами. Запах, исходивший оттуда, даже на таком расстоянии был столь мощным и отвратительным, что его не выдержал бы и самый свирепый из гуннов и непременно повернул бы назад. Это был запах отходов человеческого тела, к которому примешивался запах виски. Ну не прелесть ли?
Должно быть, отец ребенка гнал виски прямо здесь, дома. Удивительно было, как домишко до сих пор не взлетел на воздух.
— Но вы ведь не живете здесь? — не мог Рейли не спросить своего проводника.
— Живем, — ответил малыш.
Сердце Рейли упало, но он кивнул ребенку, который запрыгал по скалам, крича:
— Мама! Мама! Доктор здесь!
Не последовало никакого сигнала, который бы свидетельствовал о том, что мама или кто-либо еще услышал ребенка. Из грубо сложенной трубы в центре кровли поднималась струйка дыма. Это означало, что дома все-таки кто-то был.
Заметив, что погода, прекрасная поутру, теперь начала быстро портиться, небо, уже обложенное тучами, не обещало ничего, кроме холода, Рейли испустил глубокий вздох и спрыгнул с кобылы.