Этна
Шрифт:
А вот некто Борис, главный администратор. Имя у него абсолютно британское, с ударением на первом слоге, таким наградила его мама-англичанка. А папа — своей десятиэтажной итальянской фамилией, не Сильвестрини, а что-то еще длиннее. Борис раньше работал в Тоскане, у знаменитого Риказоли, а еще он известен тем, что назвал сына так: Сира. Это вообще-то красный сорт винограда, но какой — шелковистый, пряный, перечный, изменчивый: в Италии он один (легкий), в Австралии совсем другой. И надо очень любить этот сомнительный (с моей точки зрения)
Мы поговорили еще, по привычке посмотрели влево и вверх — нет ли угольно-малиновых сполохов над склоном, среди облаков: нет, а жаль, многие здесь эту штуку любят. Но там, наверху, сегодня спокойно.
Вот и всё, инцидент закончен, можно о нем забыть, тащу пакет из магазина в свой домик, где начинает выясняться, что ничего не закончено.
Здесь кто-то был.
Ну и что, говорю я себе — у нас же никто не запирает двери. Заходил, меня не было, ушел, но… Но…
Сдвинут на три сантиметра стул у компьютера на втором этаже. Не так выглядят ящики гардероба, а почему не так… честное слово, эти способности приходят сами, возвращаются к тебе из забытых времен и никого не спрашивают: я просто начинаю вновь замечать вещи, которые другим не очень видны.
У меня замечательный домик. Внизу маленькая гостиная, она же кухня, еще тут есть настоящий камин (на нашем острове бывает зима, месяц или два). Наверх ведет деревянная лестница, там крошечная ванная и спальня под косой крышей. И тут же — стол и компьютер. Это немного, но мне хватает.
И в ванной нет полотенца.
Так, так, кто-то заходил, стащил полотенце — что за проблема? С другой стороны, если бы все это произошло не в тот же вечер, когда на нашей дороге ударились друг о друга очень странные, прямо скажем, для этих мест автомобили, то был бы просто пустяк. А сейчас — может, и нет.
Ребята, шутки в сторону, проходим всю комнату по часовой стрелке. Просто на всякий случай.
И уже совсем шутки в сторону, когда я извлекаю из-под кровати это свое полотенце, всё в пятнах крови. Больших пятнах. Крови было много.
А теперь ясно и то, зачем трогали гардероб. Там, в ящике, нет еще одного полотенца. И вообще его нигде нет.
Я рывком, так что пуговицы летят, выхватываю из кармана телефон:
— Джоззи! Джоззи, слышишь меня? С тобой всё в порядке, ничего не произошло? Не молчи!
— О, — говорит в трубке низкий, мягкий голос. — Ты — за меня — волнуешься. Ты переживаешь — запомни: ti rodersi il cuore. Ну, тогда я к тебе, наверное, зайду. Попозже. И со мной, конечно, всё в порядке.
Я сажусь на стул у компьютера — теперь можно и расслабиться, достать сигарету, потом проверяю нечто вроде тайника с разными банковскими штучками, с помощью которых можно запросто обчистить некоторые дорогие лично мне счета. Но тут никто не рылся. И вообще — кровавые полотенца говорят не о воровстве, а о чем-то другом.
Да, а вот это что такое? Оно мне кажется или нет?
Вот только без идиотических глюков. Потому что такого просто не может быть.
Что я вижу: на столе стоял (и стоит) ноутбук. Я его оставил открытым, и тут нет никакого скринсейвера, лень было ставить. Так что любой мог войти и увидеть ровно то, что я вижу сейчас. То есть яндексовский список результатов, которые дает поиск — очень специфический поиск. Я этот запрос посылаю в небесный эфир постоянно, минимум раз в неделю, особенно когда настроение не очень. И — иногда в обновленном виде — получаю тот самый результат. И кое-что отсюда, из результата, открываю и читаю опять и опять.
Я это и делал перед тем, как отправиться вниз, в долину, купить пару мелочей. Открыл одно окно из списка, вот оно, портрет и текст, совсем не такой плохой текст. Открыл и оставил.
А сейчас — это мне кажется или нет, что окон открыто три, причем то, где портрет, было у меня свернуто, развернут же был сам список? А третье окно — опять же из результатов поиска — его я вообще еще не открывал?
И самое смешное из всего, что язык всех этих греющих сердце текстов — русский. А где вы тут найдете русского в радиусе километров тридцати?
Так, теперь посмотрим: какое всё это имеет отношение к тому самому инциденту под тремя соснами? Допустим: кто-то из героев этого инцидента дернул ручку, открыл дверь, здесь темно, поднялся в ванну, начал что-то делать с полотенцем. Останавливать кровь. Потом стащил у меня, после легкого обыска, второе полотенце — зачем? Первого не хватило.
Это мог сделать кто-то из наших? Но тогда мне об этом сразу бы сказали.
Затем… этот человек сел за компьютер и начал не то чтобы читать, а открывать и закрывать ок-на. Чтобы, допустим, прийти в себя. Что он видит на экране, он понять, конечно, не мог.
Подождите, это же бред. Только-только человек справился с какой-то вполне серьезной раной, причем в чужой ванной, как садится за чужой компьютер и смотрит в совершенно загадочный для него иноязычный текст. Странный способ прийти в себя.
Ну, хорошо, по крайней мере у меня никто не прячется в шкафах — это я, между делом, проверил очень даже тщательно. Джоззи в порядке. Завтра мне кто-то скажет: Серджио, я у тебя был вчера, со мной приключилась одна штука, вот твое полотенце, извини.
Но я уже знал, что никто ничего такого не скажет. Потому что полотенце, засунутое под кровать, — оно означает, что мой гость надеялся, что уж сюда-то я точно еще долго не загляну. Он очень старался, чтобы я вообще ничего не заметил. Правда, стараться — не значит уметь.
А главное, что ни черта я больше не узнаю. Потому что нечего и незачем узнавать. Последний раз, когда мою жизнь можно было назвать опасной, — этот последний раз был когда? Даже не два года назад. Почти три. И очень хорошо, что так.