Этна
Шрифт:
Ну, а что творится в городке под названием Корлеоне, на той стороне острова, и говорить нечего. Это здесь уже индустрия и традиция — любить свою мафию.
О ней мне все рассказал Борис в том самом курительном углу на скамеечках под плющом. И видно было, как ему скучно говорить одно и то же разным людям:
— Понимаете, Серджио, к оргпреступности тут можно отнести тысяч пять человек на пять миллионов сицилийцев. И еще один миллион здешних жителей всегда поможет своим и не будет задавать вопросов. Но…
Он вздохнул и с великим почтением принял у меня сигару — редкую
— Но в реальной жизни нашей мафии больше нет. На самом деле она сначала ушла в большой бизнес, а потом растворилась в нем. Сегодня это финансовый капитал прежде всего. Серджио, там такие акулы, что старой доброй мафии до них далеко. Да вы почитайте Аугусто Кавади, книга так и называется — «Мафия. Ответы на вопросы туристов». Ее тут уже перевели на семь языков, включая, кажется, русский.
— Борис, как это ее нет, вы же только что сказали — пять тысяч!
— Это не мафия. Это всякие банды в Палермо, иммигрантские и прочие. Очень дрянные люди. А то, что осталось здесь, в селе, — ну, просят они у кого-то мелкие копейки за защиту, которая не так уж и нужна.
Он немного посмеялся и заключил:
— По крайней мере вы тут в безопасности. Графские семьи — чтобы они платили за защиту? Да это мафия, или ее остатки, к ним придет с кепкой в руке за советом, а не наоборот. Нет больше нашей мафии. А вот в Калабрии — о, да. Вот там положение дрянь, и что-то надо делать.
И Борис грустно покрутил головой.
А сейчас грустно крутил головой я. Потому что эту книгу Кавади я в итоге нашел и вычитал из нее, что на исходе Второй мировой не любившие Муссолини сицилийцы очень дружили с Америкой, готовили высадку здесь их десанта, и многих боссов мафии американцы потом назначили в местную администрацию. Тем более что тут поучаствовали американские сицилийцы, которые уже в США прославили своей остров весьма специфическим образом. Старая, известная история. Об этом вообще-то написаны книги, и не только Кавади.
И по крайней мере задуматься о том, что делают тут загадочные итальянцы с американской походкой и спецназовской подготовкой, было бы можно.
Но я сижу как привязанный к своим грандиозным бразильянкам, да еще без машины, и оказываю им безграничное гостеприимство с самого утра.
— Ах! — сказала Дарки, когда я (в очередной раз в моей жизни) начал рассказывать про название того хозяйства, где мы находимся.
История вообще-то замечательная. «Пьетро дель Куоре» содержит, конечно, имя хозяев — графов Пьетро, а Куоре — так обозначалась местность, которой они, может, и владели, но после Второй мировой здесь была земельная реформа, в результате которой Куоре у них отобрали. А вот название это они никому не отдадут. Зарегистрировано как товарный знак. Оно для семьи очень важно, потому что означает «сердце».
— Мы в этом хозяйстве делаем только то, что идет от сердца, — объяснял мне Альфредо, когда мы сидели с ним над новым пакетом рекламных документов для его компании на всех языках. — Наше вино — это концентрированная, ярко выраженная Сицилия, но оно прежде всего элегантно. Мы во всем ценим сердечность и легкость, когда любое дело как будто делается само собой.
Итак, с «сердцем» всё понятно, но есть еще «пьетро». А это не просто фамилия, ведь у нее есть значение — «камень». Получается «камень сердца». Я вспоминал об этом много раз, когда обнаруживал, что вообще вся Италия — это сколько угодно сердца (цветов, улыбок, стихов, снисходительности, вина). Но все это стоит не просто на твердой земле, а такой, что копнешь ее — и там очень близко к поверхности камень, такой, о который ломается любой металл.
— Как вы правы, как вы правы! — подтвердила Америнда и начала рассказывать о своей любви к Италии.
Дегустация: всё как всегда. Сначала — Bianco del Pietro, на нем держится хозяйство, выпуская эту милую вещь числом миллион двести тысяч бутылок в год. Классическая сицилийская мягкость, сорта — инзолия плюс катаратто плюс греканико, все местные. Нежное, с элегантной кисло-сладостью ближе к финишу, намек на горечь, послевкусие — абрикос? Конфетка дюшес?
Далее — куда более сложное Bianco d’Oro, в аромате чувствуются ночные цветы, айвовые тона во вкусе, мгновенный горький укус за язык на финише. Тяжелое красное Amorato, действительно нечто для влюбленных, которым не хочется отвлекаться на сложные напитки — черри плюс шоколад. Ну, и венец всему — главное вино рыцарского замка (хотя у нас и не совсем замок) — Rosso del Pietro.
И вот тут становится видно, кто твои гости. Amorato сделано для того, чтобы всем нравиться. А Rosso del Pietro — для серьезных людей. Оно знаменито. Специи, аромат дерева и подсушенной ежевики. Абсолютная мягкость и мощь одновременно. Описанию поддается с трудом.
Дегустацию веду я — дожил: в прежней жизни я был одним их тех, для кого их проводят. Да и сейчас регулярно бываю.
И что я вижу? Датчане озабоченно что-то записывают. Джоззи говорит им свое неподражаемое (научилась!): «этот аромат можно потрогать руками».
Португалки, с сомнением делая глотки вина (что на дегустациях не очень принято — одного глотка хватает), смотрят на нас всех как завороженные.
А я снова перевожу взгляд на Джоззи.
Она сидит и слушает меня, буквально и даже конкретно вывалив язык и восторженно выпучив глаза.
Да-да. Это очень для нее типично, такие штуки. Ну, она, правда, отодвинулась, чтобы датчане ее не засекли. Это мелкая пакость для меня, чтобы я сбился. Хотя она и датчан иногда развлекает — итальянцы, как известно, разговаривают руками, а Джоззи умеет это делать и ногами, и всем телом. Что-то датчанам рассказывает — и одновременно изображает шаркающую походочку и дрожащий подбородок. Так, мгновенная иллюстрация к какой-то ее мысли.
А на дегустациях она иногда буквально всовывает часть лба и нос внутрь бокала — нос даже сплющивается. И посматривает на окружающих.