Этна
Шрифт:
Ну, и вот… Это что, нельзя сказать, что думаешь про американцев? Сразу — спецназ?
Но давайте проявим немножко здорового реализма. Я — в каких-то смыслах, особенно с точки зрения всеобщей космической гармонии — значительный человек. Но, наверное, все-таки не настолько значительный, чтобы высылать за мной вертолет и отряд горилл с миноискателями. Нет, тут какая-то другая история.
Хорошо, просто для очистки совести, сказать и забыть: это не американская,
Но я же заранее знаю, что и тут искать нечего. Я и раньше никому в России не был нужен до такой степени, а сейчас меня там, видимо, просто забыли. А если бы начали доставать — так не с помощью же американцев, тем более спецназа.
За все эти два с лишним года я был в Москве только один раз, пристроить квартиру хорошему агенту для сдачи. Подумал, что зря приезжал. А больше планов возвращаться нет.
Меня в нашем хозяйстве не очень понимают и думают, что я тут от кого-то скрываюсь. Как минимум от злой жены. Бывают забавные эпизоды.
Вот Альфредо в очередной раз вернулся из Москвы с горящими глазами. Он попал там на сбор итальянских шефов московских ресторанов.
— Они у вас, Серджио, живут, как боги. Ваши лучшие рестораны знают поименно всех шефов Италии — и вербуют. Перекупают их даже из Лондона. Правда, в Москве наши ребята работают куда больше, чем в Италии. Но зарабатывают немыслимые для Италии деньги!
Тут вся наша команда на угловых скамеечках, с сомнением на меня посматривая — а он тогда что тут делает? — начинает загибать пальцы:
— Нино Грациано, наш, с Сицилии, это же Muli-nazzo, вы представляете! — перебрался в Москву.
— И Мирко Кальдино — он лигуриец, но у него был ресторан трех колпаков!
Дальше опять солирует (как в «Травиате») Альфредо:
— Серджио, они мне сказали, что выписывают чуть не все продукты из Италии, местные не подходят. Причем такие продукты, что в самой Италии им и не снились.
— А в Риме итальянской кухни уже нет, работают арабы и албанцы, — гадко говорит кто-то; но перебить Альфредо не так просто:
— Слушайте: в Москве сейчас модные виды рыб — дикий чилийский сибас с Аляски, барамунди, ленивый морской сверчок…
Тут начинается бурное обсуждение на ускоренном итальянском, все показывают двумя руками: знаю, вот такая рыбка, я ее однажды видел.
— И еще, Серджио, ваше кафе «Пушкинъ» придумало новую программу на выезд для частных вечеринок, включая целого быка на вертеле. Про цену и говорить не буду. Ну, а для обычных случаев средний чек в ресторане на одного — сто евро. Вы понимаете, кто вы? Вы шейхи!
И все снова… да-да, «ну-ка, все посмотрели на Сережу, чтобы Сереже стало стыдно»…
Однажды — месяц с лишним назад — было не столько стыдно, сколько просто плохо.
Началась война. И всё, что они читали, — как громадный русский медведь долго собирался и наконец-то напал на маленькую Грузию.
Все знали, что я эти дни провел рядом с ними, на дикой августовской жаре, работал, ни на кого не нападал. Но мне было очень, очень неприятно — до момента, когда я начал задавать себе всякие вопросы. Например, что это за бред такой — якобы напасть (какими силами?), потом держать бронированную колонну сутки — сутки! — в Рокском туннеле… Да одного снаряда хватит, чтобы его закупорить.
И позвонил, прямо со скамеечки, почти забытому другу:
— Ты где? И не говори мне в ответ то самое слово. Ты не там?
— Там. В Гори. И то самое слово тут не подходит.
— Тогда быстро говори, ты напал или они напали. А то меня тут, на Сицилии, съедят.
Он ответил быстро, четко и так, что мне стало наконец-то всё ясно. И завершил:
— А про то, как мы радар над Тбилиси сшибли с горы, и про то, что сейчас сидим который день и ждем — когда же решат, куда нам двигаться, вперед или назад, — про это никому не говори.
Я кивнул и набрал еще один номер — под пристальными взглядами всей нашей винодельческой команды.
— Шалва, дорогой, я всё понимаю и всё помню. Ты скажи мне только одним словом из двух букв — кто напал?
С моим грузинским другом-виноделом, этаким местным графом Джорджио Пьетро, я не только не виделся, но и не говорил года два: он намекнул мне, что у них это сейчас стало небезопасно.
В трубке раздался долгий вздох. И потом следующий текст:
— Боюсь, что… к сожалению…
Связь прервалась. Молодец, Шалва. Ничего ведь не сказал, а все ясно.
Я был счастлив доложить собравшимся, что напали все-таки грузины, что я говорил с одним человеком, который в Тбилиси, и с другим, который в Гори, а ближайший к военной зоне ваш, европейский журналист сидит в лучшем случае в Тбилиси. И привел пару фактов из европейских же корреспонденций, на которые надо бы обратить внимание. С этого момента кто-то начал задумываться. А кто-то все равно не поверил и просто меня пожалел.
Насчет жалости — и прочих эмоций. У меня их не так уж много. Зато у меня хорошая память.
Весной 2006-го у меня отобрали всё. Обрушили всю винную отрасль России, и в том числе мощную индустрию независимых винных изданий. Издания так и не возродились. Тогда же запретили грузинские вина (они-то в чем виноваты?) как раз перед тем, как должна была выйти моя книга о них. Я и мои друзья потеряли деньги, работу, смысл существования. И никто за это не ответил, не извинился, те старые клоуны, которые в этом участвовали, до сих пор сидят на своих постах и несут бред по какому угодно поводу.