Этна
Шрифт:
Да это же пустяки. Плохо то, что за деревней, которую мы пролетим сейчас за секунды, будет прямая дорога. И пустая. А вот там мне настанет конец. Табуретка против двух «кадиллаков» на прямой дороге не тянет.
Барабаны гремят:
— Гудящих грозно бомб!
А вот и то самое дерево в треугольной ограде — Эль Пасо! Ничейная земля.
— И пуль певучих!
И я с визгом резины перехожу обратно на правую сторону. Пусть только они поравняются с деревом, минус пятьдесят метров им на торможение…
А дальше это делается так — раз, два,
— И небо в молнийных и рдяных тучах!
Ах, какая приятная возникает картина. Я неожиданно оказываюсь на противоположной стороне дороги и лицом к ним. Бампер у одного подвязан веревочкой еще с тех пор, а вот и моя белая краска на надорванном бампере второго. Тормозят как раз под деревом, чуть не врезаясь друг в друга: всё правильно.
Идиоты, вы же теперь не сможете так просто повернуть влево. Вам надо будет ерзать туда-сюда и что-то еще соображать в процессе.
Мне соображать не надо, это моя деревня. И мой поворот, правый, удобный, с рывком рукоятки вниз и снова вниз. За угол «Луны». Под уклон, вниз по улице, со свистом мотора.
А сзади — рычание, а как вы хотели. Они рычат моторами, изумляя посетителей «Луны», и один бьется боком о каменный бордюр дерева — отлично! Дальше что? Они думают, что на этой прямой как стрела узкой улице мне некуда деться?
А это вы, ребята, кое-чего не знаете.
Дистанция сто пятьдесят метров — вот мой выигрыш. Поворот, с визгом и вихлянием, в улочку, куда они не протиснутся. Тридцать метров, тормоз, резко влево.
В единственный в этих местах бокс для ремонта. Выскакиваю, не глуша мотор, повисаю на шторке — еще надо ведь знать, что она захлопывается мгновенно и с грохотом. И перед вами — если вы снаружи — одинаковые фасады домиков, некоторые с такими же шторками.
Тут вообще вся деревня такая — древние дома лепятся рядочком, подпирают друг друга, везде закрытые жалюзи современного сероватого пластика, есть ощущение, что народу осталось немного.
А если бы тут было закрыто? Раз в жизни? Ну, что-нибудь еще бы придумал.
Я в норке. Сверху звучат шаги Фабио. С улицы — приятнейшие звуки: тормоза, хлопанье дверей… Но с улицы же, а не в этом переулке. А пеший обыск всех домов — на это вы готовы? Сейчас кто-то выйдет посмотреть, из «Голубой луны» подъедут или подойдут… это вам не нестись на бешеной скорости по пустой дороге, где и номер-то ваш никто не успеет запомнить. Тут вас будет всем видно.
Дорогая Алина, думаю я, садясь устало на лавку мастерской, а помнишь, как мы катались на белой «Нексии» по заваленной снегом ночной улице? Зигзагом, скользя, разворачиваясь на месте? И я говорил тебе, что спецподготовка тут ни при чем, просто я одну зиму, по бедности, проездил на летних колесах и многому научился?
Дорогая Алина, извини, я врал. Если бы я тогда рассказал еще больше про всю свою прежнюю жизнь, то это уже было бы приглашением к какой-то неумеренной жалости. Ну, я думал, что успею, еще расскажу. Не успел. Тебя нет.
А гул африканских барабанов потихоньку уходит из головы, а с ним затихают строки:
Ты, для кого искал я на Леванте Нетленный пурпур королевских мантий, Я проиграл тебя, как Дамаянти Когда-то проиграл безумный Наль…Что ж, они и совсем замолчали, эти барабаны. А вот и Фабио, с толстым животом и шапкой кольчатых седоватых волос, что-то жующий.
— Вы поцарапали машину, синьор Серджио! — радуется он. — Так я это очень быстро сделаю. Кругом ездят плохие люди, не увернешься от них, творят что хотят.
Потом бросает взгляд на левую руку:
— Часы остановились… Ну, неважно.
Стараюсь не смеяться: да он еще, если кто-то будет спрашивать, время моего появления в боксе назовет не то, что было, а на час раньше. На всякий случай.
Фабио смотрит на меня и зовет к себе, выпить вина, «обязательно надо». И немножко закусить. Потом внимательно оглядывает улицу из окна — и выдает подменную машину. То есть мотоцикл. Даже скутер. Свой собственный, еле ползающий, но вполне вменяемый.
И я торжественно еду на нем вверх по улице в позе «собака на заборе», оставляю слева дерево, справа «Эль Бриганте»… а он небось тут жил, в этой деревне, этот самый эль бриганте, с его бородой до глаз, все про него знали всё что можно, но полиция его не трогала.
Тут выясняется, что в скутере почти нет бензина, так что я все-таки добираюсь до той самой бензоколонки; несмотря на закуску у Фабио, сжираю там придорожную скъячатту — бутерброд с моцареллой из буйволиного молока, — вкусно.
Ан-примёр
Огромная волнистая равнина, калейдоскоп цветных квадратов: пшенично-желтых, терракотовых, почти зеленых. Деревни как разбросанные крошки. Вечерние облака, волокущие свои тени по земле.
А на горизонте земля вновь вздымается: застывшая века назад лава — хребет Неброди, на его гребне шеренга громадных, но крошечных отсюда инопланетных ветряков, песчаные склоны, городки — один, второй, третий…
Со своей черной башни я вижу паутину дорог, и если по одной из них поползут две темные точки — у меня будет достаточно времени спрятаться, а если назгул оседлает свой вертолет и поднимется в облака, я замечу и его.
Мне отсюда не видно, как орки собираются серыми полотнами, поблескивающими кончиками копий, в мрачных расщелинах слева от вулкана. Но я знаю, что справа, за зыбким закатным рядом холмов, ночью возникнет бледное сияние. Огни Таормины у моря.
А сам вулкан…
Вы видите его целиком с севера, если идете под парусами по морю: чудовищную сизо-серую гору, одиноко вырастающую из волн. И дальше, приблизившись, вы понимаете, что весь этот остров — потоки лавы, бежавшей когда-то в лазурную воду среди столбов пара.