Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии
Шрифт:
Впрочем, отмеченные характеристики вовсе не исчерпывают всех трактовок сущности этнополитологии, которые предлагались учеными. Например, к узким трактовкам содержания этой науки тяготел один из ее основоположников Майкл Паренти, сводивший функции этнополитологии (Ethnopolitics) лишь к исследованиям связей между этнической принадлежностью людей и их политическими ориентациями 7 . К сторонникам узкой трактовки можно также отнести одного из наиболее известных этнополитологов XX века Джозефа Ротшильда. В своей фундаментальной монографии «Этнополитика: концептуальные рамки» он определил цели науки только как анализ процессов этнополитического ренессанса и изучение роли политизированных этнических групп в политической жизни страны и мира в целом 8 . Другой известный ученый, Пьер Ван ден Берге, видел основной смысл этнополитологии исключительно в изучении отношений между государством и этническими меньшинствами 9 . Большая группа известных ученых (среди них Карл Дойч, Энтони Смит, Хью Сетон-Уотсон и др.) не использовали применительно к своим трудам ни термин этнополитология, ни более привычный для англоязычной научной литературы термин этнополитика, но фактически изучали этот предмет, ограничивая его исследованием различных форм нации и национализма в их взаимоотношениях с государством 10 .
7
Parenti M. Ethnic Politics and Persistence of Ethnic Identification // American Political Science Review (APSR). 1967. Vol. 61. № 3.
8
Rotshild J. Ethnopolitics: A Conceptual Framework. New York, 1981.
9
Van den Berghe P. Protection of Ethnic Minorities: A Critical Appraisal // Protection of Ethnic Minorities. New York, 1981.
10
Deutsch
Однако узкие трактовки господствовали преимущественно в 1960–1980-х годах. Позднее предметная зона этнополитологии стала расширяться и углубляться, что заметно по истории публикаций в этой области знаний: чем ближе год их выпуска к нашему времени, тем шире представленная в них трактовка предмета исследований. Начиная с 1990-х годов большинство авторов включают в предмет этнополитологии не только проблемы меньшинств, наций и национализма, но и всевозможные разновидности социальных, культурных и политических процессов, субъектами которых выступают этнические сообщества различного таксономического уровня, включая и надэтнические, локально-цивилизационные сообщества. Активность разнообразных этнополитических акторов рассматривается как на национальном, так и на международном уровне, во взаимоотношениях с различными типами политических систем 11 .
11
Kellas J. The Politics of Nationalism and Ethnicity. London, 1991; Esman M. J. Ethnic Politics. Ithaca, 1994.
Автор данной монографии был и остается приверженцем широкой трактовки предмета этнополитологии и определяет его как сочетание двух взаимосвязанных и комплементарных подходов 12 . Первый – «от этничности к политике» – подразумевает исследование этнических особенностей социальных и политических субъектов и их влияния на политику. Второй – «от политики к этничности и нации» – предполагает изучение влияния политических явлений и процессов на этническую динамику; межэтнические отношения и национальное строительство. Этнополитология изучает отношения трех видов: 1) между этническими общностями и политическими субъектами (государством, партиями, персонами); 2) между разными этническими общностями; и, наконец, 3) между индивидуальными акторами внутри этнической общности, в той мере, в какой эти отношения опосредованы социально-политическими факторами 13 .
12
Паин Э. А. Этнополитический маятник. С. 15.
13
На это определение Э. Паина ссылаются в некоторых учебниках, см., например: Ачкасов В. А. Этнополитология: Учебник для бакалавров. С. 14.
Этнополитология сегодня представляет собой междисциплинарное научное направление, предметная зона которого лежит на пересечении нескольких наук, прежде всего политологии, социологии и этнологии. Это направление сложилось сравнительно недавно, и, возможно, уже сама новизна предмета, отсутствие устоявшихся взглядов обусловили огромное разнообразие мнений относительно природы и содержания этнополитических явлений.
Сама классификация этнополитологических концепций представляет собой самостоятельную теоретическую проблему в силу разнообразия критериев такой классификации. Одни авторы классифицируют этнополитические течения и школы по принципу универсализма и релятивизма их исторического подхода; другие выделяют объективизм или субъективизм концепций; третьи классифицируют этнополитические концепции по их отношению к феноменам этничности и нации 14 . Последний подход самый популярный и распространенный, и именно он используется в большинстве учебников.
14
Об этом подробнее см., например: Марченко Г. И. Методологические подходы к исследованию этнополитических явлений // Вестник Московского ун-та. Серия 12: Политические науки. 1995. № 1. С. 5–15.
В данной работе для анализа этнополитических концепций используется иной, историко-генетический подход, располагающий различные концепции на исторической шкале – от древних античных идей до современных концепций. Таким образом, ученые, эксперты и широкий круг читателей получают возможность не только проследить истоки возникновения основных этнополитических доктрин, но и увидеть взаимосвязь и, по большей части, комплементарность идей, многие из которых рассматривались современниками как антагонистические.
Этнополитическая проблематика в той или иной мере присутствует в подавляющем большинстве научных работ о политической истории СССР и России. Однако это присутствие, как правило, не явное. В политологических и исторических работах чаще всего не анализируются этнические и национальные особенности социально-политических процессов. Характерный тому пример – начавшаяся в 1980-х годах и длящаяся по сей день грандиозная дискуссия о роли национализма в распаде империй, в том числе на материалах СССР и России, в большинстве рассуждений которой игнорируются этнические особенности национализмов, например русского, грузинского, осетинского, литовского или молдавского 15 . В то же время в работах этнологов, посвященных социально-политическим проблемам, чаще всего ограничена политологическая перспектива, в частности отсутствуют объяснения различий между управляемыми и саморазвивающимися процессами 16 . Вследствие таких методологических недостатков остаются непонятыми и, зачастую, слабо отрефлексированными многие важные научные проблемы, например причины и региональные особенности последовательного роста в послевоенном Советском Союзе как стихийного этнического протеста, так и
15
См., например: Каррер д’ Анкосс Э. Расколотая империя. Лондон: OPI, 1982; Brzezinsky Z. Post-Communist Nationalism // Foreign Affairs. Vol. 68. № 5 (Winter, 1989). Р. 1–25; Хоскинг Дж. История Советского Союза 1917–1991 гг. М.: Вагриус, 1994; Швейцер П. Победа. Роль тайной стратегии администрации США в распаде Советского Союза и социалистического лагеря / Пер. с польского. М.: Авест, 1995; Суни Р. Г. Империя как она есть: имперский период в истории России, «национальная» идентичность и теории империи // Национализм в мировой истории / Под ред. В. А. Тишкова, В. А. Шнирельмана; Институт этнологии и антропологии РАН. М.: Наука, 2007; Мотыль А. Пути империй: упадок, крах и возрождение имперских государств. М.: МШПИ, 2004; Lieven D. Empire: The Russian Empire and Its Rivals. New Haven, CT, 2000; Бейссингер М. Переосмысление империи после распада Советского Союза // Ab Imperio. 2005. № 3. С. 35–88.
16
См., например: Тишков В. А. Очерки теории и политики этничности в России; Губогло М. Н. Переломные годы. Т. 1: Мобилизованный лингвицизм. М., 1993; Чешко С. В. Распад СССР: этнополитический анализ. М.: ИЭ РАН, 2000; Шнирельман В. А. Страсти по Аркаиму: арийская идея и национализм // Язык и этнический конфликт / Под ред. М. Б. Олкотта, И. Семенова. М.: Гендальф, 2001; и др.
В данной книге автор ищет ответы на перечисленные вопросы и, пожалуй, впервые в российской литературе предлагает классификацию взаимоотношений национальных движений и властей (федеральной и региональных) в постсоветское время. Некоторые из этих взаимоотношений привели к постепенному ослаблению национальных движений, а другие, напротив, завершились прорывом национальных движений во власть отдельных республик России.
Термины нация и этнос, как и производные от них этничность и национальность, межэтнические и межнациональные отношения, появились в научном и политическом дискурсе России в разное время. Изменения в терминологии отражают не только перемены научных подходов в этнологии и политической науке, но и, как будет показано в этой книге, идейные столкновения разных политических сил. Однако в современной исторической и политологической литературе, в той или иной мере затрагивающей взаимоотношения разных народов между собой и с государственной властью, эти термины не различаются, а используются как синонимы. В таких работах крайне редко проводится различие между этническими и национальными типами общностей, а разные виды консолидации (этническую и национальную) чаще всего называют одним термином – национализм. Такое невнимание к концептуальным деталям сильно затрудняет, на наш взгляд, возможность понимания разных механизмов и компонентов трансформации многосоставных государств, в частности особой роли этнокультурных и национально-политических факторов.
Оба типа сообществ – этнические и национальные – являются воображаемыми в терминологии Бенедикта Андерсона, поскольку складываются в результате идентификации людей с неким воображаемым «мы». Исторически первичное, этническое «мы» опирается на воображение, чаще всего мифологическое или, точнее, мифологизированное, об общем историческом происхождении, общей культуре, особом и общем этническом языке народа, а возникшее намного позднее национальное «мы» связано с представлением об общем гражданстве, народном суверенитете и праве народа (нации) на политическое самоопределение в конкретном государстве.
В нашей книге анализируются разные роли этнической идентичности в самосознании этнических меньшинств и этнического большинства, а также различия в уровне завершенности формирования национально-политического самосознания общества в Советском Союзе и современной России.
Автор книги исходит из представления о том, что к настоящему времени в России еще не сложилась гражданская нация, прежде всего в том смысле, что гражданское общество не стало ведущей силой в политической системе. Россия не стала «обществом, овладевшим государством» 17 . Эта моя позиция вызывает споры: одни известные ученые с ней солидарны, другие оспаривают ее, а третьи принимают частично 18 . В то же время по вопросу об этнической (в традиционном дискурсе об «этнонациональной») идентичности и этнической консолидации значительных разногласий среди академических ученых не наблюдается. Общепризнано, что большинство крупнейших народов Российской Федерации прошли стадию этнонациональной консолидации. Это значит, что у этих народов единое этническое самосознание или полностью вытеснило архаичное родо-племенное, или, по крайней мере, стало более значимым в сравнении с самосознанием остатков родовых или племенных сообществ, таких как тейпы и тухумы (у ряда народов Северного Кавказа), а также субэтнические локально-земляческие и региональные объединения. В советское время десятки народов обрели статус титульных этнонаций, самоназвания (этнонимы) которых используются в наименовании государств или внутренних этнотерриториальных автономий (в России это республики, автономные округа и автономная область) 19 . Этнонациями называют и народы (этнические общности), языки которых признаны государственными, хотя в названиях (титулах) территориальных автономий они не отражены (например, абазины в Карачаево-Черкесской Республике, аварцы и другие народы Дагестана) 20 .
17
Паин Э. А., Федюнин С. Ю. Нация и демократия: перспективы управления культурным разнообразием. М.: Мысль, 2017.
18
Подробнее об этой дискуссии см.: Дробижева Л. М. Этничность в социально-политическом пространстве Российской Федерации. Опыт 20 лет. М.: Новый хронограф, 2013. С. 24–27.
19
Тишков В. А. Языки нации // Вестник Российской академии наук. 2016. Т. 86. № 4. С. 296.
20
Там же.