Это бизнес, детка!
Шрифт:
Что-о-о? Кузина-лесбиянка? Вот жук! Притащил с собой родственницу и выдал за свою жену! Только чтобы позлить её, Алёшку? И как после этого с ним разговаривать?
— У тебя такой взгляд, mon coeur, мне страшно!
— Это очень хорошо, что тебе страшно, — ответила я, машинально комкая салфетку. — Я отомщу.
— Я люблю тебя, Альошка!
Официант принёс графин и две рюмки, поставил на стол между нами, добавил корзиночку домашних чипсов, тарелочку с мелкими кружочками колбасы, а мы с Антуаном смотрели друг на друга и не могли отвести взгляд. Я была склонна думать, что ослышалась,
— Ты несерьёзно, Антуан, — наконец, смогла выдавить я и снова глянула на него. Маркиз покачал головой, наливая водку в рюмки:
— Недоверчивая моя девочка. Послушай, ты хочешь нас убить? Это настоящая русская водка? Мы до дому не сможем добраться!
— Возьмём такси. Антуан, ты не ответил. Я не могу… Понимаешь… Ты уедешь обратно во Францию, а я останусь здесь, снова одна…
— Я заберу тебя с собой, Альошка! Я не хочу больше жить без тебя, mon petit coeur, mon amour, ma ch'erie!
Я смотрела в его глаза и качала головой. Какой он простой! Как всё у него решается по щелчку пальцев!
— Я не смогу, Антуан. У меня дети, работа…
— Дети? Альошка, солнышко, сколько тебе лет? — искренне изумился маркиз. Я рассмеялась через силу, сообразив, что сморозила:
— Нет, это не мои дети, это брат с сестрой. И, кроме меня, у них никого нет. Нет, есть наша мать, но она… не совсем вменяемая. А мне никто их не доверит. Я путано говорю, да?
— Я вспомнил! Один мой сокурсник, родом из России, говорил: без бутылки не разберёшься! — заявил Антуан, поднимая рюмку. — Знаешь что? Если ты не можешь поехать со мной, я буду жить в Москве! Салют!
— За понимание, — растерянно ответила я, выпила водку до дна и сунула в рот вкусный солёный чипс. Антуан последовал моему примеру и глухо выдохнул:
— Putain bordel de merde, это… Так крепко!
— Боишься упиться? — усмехнулась я, глядя, как подошедший официант ставит две тарелки с затейливыми корзинками из теста перед нами. — Ничего, у меня уже был опыт транспортировки твоего бесчувственного тела, я справлюсь.
— Я боюсь не этого, а того, что не смогу показать тебе ночью, как сильно я тебя люблю. Послушай, а как называется вот это? Это нарезанные овощи в… сметане?
— В майонезе. Между прочим, салат называется Оливье!
— Там есть оливки? Или оливковое масло?
Я смеялась. Как объяснить французу, почему салат называется французским именем, которое не имеет ни малейшего отношения к знаменитым «божьим деревьям»?
— Ты попробуй, это очень вкусно!
— Подожди, ты же не будешь меня так кормить каждый день? — Антуан с опаской ковырнул горошинки сверху салата. — Если я перееду к тебе…
— Антуан… Ты шутишь, и это слишком жестоко.
— Я не шучу, Альошка. Без тебя мне слишком плохо.
Я смотрела в его глаза и понимала, что пропадаю в них, что уже пропала навсегда, стоило только увидеть маркиза. Я простила его и себя. Позволила сердцу открыться навстречу первой любви…
_____________
* Bonjour. Mademoiselle Delarue? Je suis votre guide, Alexia (фр.) —
** Compagnon (разг.), conjoint, concubin — попросту сожитель, партнёр по гражданскому браку. Во Франции это называется union libre или concubinage, свободный союз. Он абсолютно легален и предусматривает достаточно надёжный уровень юридической и финансовой защиты для обоих. Женский вариант — compagne, conjointe, concubine.
*** Laisse tomber (фр.) — оставь, в смысле, не имеет значения, не будем больше об этом. Дословно: пусть падает.
**** Costume-cravatte (фр. разг) — дресс-код, подразумевающий костюм и галстук. Википедия позиционирует его как Cocktail Attire — наряд для коктейля.
Эпилог
Продолжения не будет.
Совсем не будет.
Совсем-совсем.
Я проснулась от жарких объятий. Жарких, расслабленных, сонных… Мне казалось, что руки были везде, но это только со сна. Пальцы ласкали мой сосок, слегка покручивая его и пощипывая, ладонь лежала на животе, прижимая мою спину к горячему, голому торсу… А внутри, в самой секретной, скрытой глубине, как в пробку бутылки, ввинчивался в моё тело штопор моего мужчины. Его толчки будили всё сильнее, я чувствовала наслаждение и возбуждение, как и всегда, как раньше, как каждый раз, когда он брал меня… Всё острее… Всё слаще… Всё быстрее…
Не выдержав, я застонала:
— Антуан… Ещё немного…
Сосок сжался в его пальцах, ладонь сильнее надавила на живот, я вся превратилась в одну огромную живую эрогенную зону… Тронь он меня в любом месте, коснись руки или шеи — я взорвалась бы от невыносимого блаженства мгновенно, но мне хотелось прийти к финалу вместе с мужем, чтобы ощутить, как он пульсирует во мне, и сжимать его крепче, как добытый трофей…
И фейерверк случился, и скрипки запели, и стон Антуана показался мне самым сладостным звуком на земле… И руки его, охватившие моё тело, стали снова капканом для сердца и любви…
А потом я услышала ещё один звук, волновавший меня до глубины души. Простонала, но уже по другому поводу:
— О-о-о, Сонюшка… Ну почему так рано? Сегодня же суббота!
Антуан запечатлел на моём виске короткий поцелуй и откинулся на спину, давая возможность встать:
— У неё ещё нет понятия «выходной», поэтому вперёд, мамочка!
— Я принесу её тебе, так что изволь надеть трусы, маркиз де Панисс-Пасси! — мстительно ответила я, поднимаясь за пеньюаром.
— Вредная женщина, я ни за что на тебе не женюсь! — проворчал он, копаясь под одеялом в поисках белья.
— Поздно, mon amour! — я показала ему язык и вышла из спальни.
Сонюшку мы поселили в детской с рождения. Антуан настоял. Мол, так она быстрее станет самостоятельной. Я согласилась, хотя сердце разрывалось поначалу, а ноги уставали бегать туда-сюда. Но теперь я готова была признать, что муж был прав. Малышка просыпалась всегда раньше нас, играла немного в своей кроватке, а потом принималась тихонько хныкать, чтобы за ней пришли. Вот и сейчас она нетвёрдо встала на ножки, цепляясь за поручни кроватки, протянула ко мне пухлые ручонки и чётко сказала: