Это было в Коканде
Шрифт:
Юсуп предупредил своих джигитов, чтобы на всякий случай они были готовы отразить любое нападение. Перед выездом на площадь он приказал всей сотне зарядить винтовки.
Странное чувство ожидания и неизвестности, очевидно, волновало не одного Юсупа. Джигиты удивленно переглядывались. Жители, смотревшие на выступление полка, невольно попятились ближе к стенам, опоясывающим площадь.
Старик Артыкматов приподнял древко над отрядом Юсупа, и новое алое знамя, с кистями из конского волоса, взвилось в голове полка. Хамдам никогда не видел этого знамени. Это было новостью и для жителей Беш-Арыка. Они зашептались, подталкивая друг друга локтями.
Хамдам перебирал поводья. Его текинец танцевал под ним.
– Джигиты, - еле слышно сказал Хамдам. Но на площади была такая тишина, что даже слабый голос Хамдама отчетливо донесся до самых отдаленных уголков.
– Парпи изменил. Ахунджан изменил советской власти. Может быть, кто-нибудь и подумал, что полк Хамдама тоже заразился изменой. Нет, никогда! В полку Хамдама есть беспорядки - в полку Хамдама их не будет. Полк Хамдама остается верным. Полк идет в Коканд.
Первая сотня оглушительно крикнула: "Ур-ра!" К ней пристали и вторая и третья. Рев раскатился по площади.
В эту минуту Хамдам понял, что все равно ему не удалось бы повернуть эскадроны против советской власти. Джигиты могли, конечно, грабить, могли даже расскандалиться и взбунтоваться, но в решительную минуту весь полк, не считая некоторых людей, раскаялся бы. Юсуп достиг своего... Да!
Хамдам стиснул зубы и, выхватив ловким, резким движением клинок, взмахнул им, подавая сигнал к походу. Вслед за этим по отрядам прокатилась команда. Всадники перестроились по трое в ряд. Полк тронулся, постепенно, точно по нитке, переходя в движение рысью. Юсуп ехал за Хамдамом. Он смотрел ему в затылок и улыбался. Мысленно он обращался к Хамдаму. "Я рад, - думал он, - что ты оказался честным. Я рад. Не так уж просто тебе это далось! Да, да! Но ты поступил честно. Посмотрим, что будет дальше!"
Он приласкал Грошика, и Грошик, фыркнув, ответил ему. Кругом слышалось горячее дыхание коней и скрип седел и чувствовался запах пыли.
В прозрачном воздухе раннего утра сверкал Алайский хребет. Ослепительно сияли снежные пирамиды. Ни одна тучка не закрывала их. Солнце било прямо в горы низкими, бежавшими по земле лучами, и, несмотря на далекое расстояние, каждое ребро, каждый выступ гор легко ощупывались глазом.
Тучи черных сытых дроздов, сорвавшись с телеграфной проволоки, пронеслись над джигитами. Полк шел рысью.
24
Поздно вечером, во время одной из своих поездок по Туркестану, товарищ Фрунзе, назначенный как раз в это время на должность командующего Туркестанским фронтом, говорил на докладе своему секретарю:
– Историю надо знать, дорогой мой... Без истории нет политики. Хотя политик до некоторой степени делает историю...
Усмехнувшись, Фрунзе добавил:
– Если, конечно, он понимает историю и народ... Какими невеждами нас выпускала школа? Что мы знали?.. Ну, скажем, о Тимуре? "Великий хромой". Некоторые историки всех стригли под одну гребенку. Аттила, Тимур, Чингисхан... Бич божий! Уничтожали города, жарили людей на кострах...
Он вытащил из-под дивана большой чемодан с книгами и тут же стал рыться в нем, отбирая одну книгу за другой и встряхивая их от пыли.
– Но никто не объяснил нам, почему же монгольские народы при Тамерлане так расширили свои владения... Почему Чингисхан начал свою историю с десяти тысяч кибиток, а затем ему повиновались страны?.. Какая причина? Разные языки, культуры, религии. Даже его внуки повелевали землями нынешнего Китая и частью Индии, владели Кореей, всей Средней Азией... Южной частью Инда и Евфрата... И почти всей территорией Руси... Какие причины? Вот почитайте-ка... Небесполезно... Надо знать историю этого края.
Он передал своему секретарю, худощавому молодому человеку, пачку книг. Тот молча взял, достал из кармана веревочку и аккуратно перевязал их.
Разговор шел
– Почему было все это? "Промысел божий"?..
– Фрунзе усмехнулся. Надо знать и этот исторический этап... Ну, о подробностях, Николай Николаевич, потом... А пока, что займитесь деталями такого частного вопроса... Военное дело?.. Нам, военным, нужно было бы знать, что такое представляли из себя в то время монголо-татарские войска. Они превосходили все прочие современные им... И качеством оружия... то есть техникой. И тактикой, то есть уменьем действовать. И стратегией, то есть способностью составить план войны... Дисциплиной... Да вообще всей организацией... И, очевидно, качеством рядового состава. Сейчас этого, конечно, нет и не может быть, но, что касается конницы... Нашим конникам есть чему поучиться! Монголы в составе сотен тысяч переходили такие степи, где мы с трудом идем сейчас в количестве трех или четырех тысяч... Вот штука! Подберите мне материал на эту тему... Ну, что на подпись?
– добавил он, закуривая свою любимую трубку.
– Давайте... Я спешу.
Подписав поданные ему бумаги (телеграммы в Москву, приказы по фронту) и отпустив Гринева, Фрунзе занялся работой.
...Тяжела была эта поездка, начатая еще в марте. Условия передвижения были неописуемы. Замерзали поезда, станции. Железнодорожные эшелоны двигались вперед чаще всего на том топливе, которое нужно было самим собрать, самим найти в пути, самим же и подготовить к топке в паровозах. Несмотря на это, по вечерам люди всегда собирались на огонек, чтобы послушать, как они говорили, "лекции" Фрунзе, побеседовать с ним, отужинать пшенной кашей или затеять хором песни, которые обычно начинал молодой комиссар Дмитрий Фурманов. Многие, кроме командарма, называли его Митей. Это был общий любимец - высокий, худой, кудрявый юноша, с большими, вечно живыми, "думающими" (как говорил Фрунзе) глазами. Фурманов до Ташкента не доехал, оставшись по приказу командарма в городе Верном...*
_______________
* Сейчас Алма-Ата.
Даже в ту пору, то есть почти за полгода до осени 1920 года, когда эмир Бухары, подстрекаемый агентурой Антанты, еще не открыл военных действий, направленных к свержению советской власти в Туркестане, Фрунзе как-то ощутил эту возможность и поспорил по этому поводу с одним из своих ближайших помощников и консультантов, бывшим полковником генерального штаба Несвицким, с мнением которого Фрунзе почти всегда считался. В генералы Несвицкий был произведен Керенским. Это был человек лет тридцати пяти, умный, желчный, много знающий и с такими манерами, что Митя Фурманов однажды назвал его "нашим Андреем Болконским". Это прозвище так за ним и осталось.
– Что вы твердите мне, что вожди басмачества сдались?
– горячо говорил Несвицкому Фрунзе.
– Разве все эти курбаши действуют самостоятельно? Ерунда-с...
– Они разбиты.
– Они могут взбунтоваться против нас в любой момент. Да и не только в них дело...
Фрунзе ознакомился с состоянием ряда частей фронта, начиная от Ташкента и кончая районами Красноводска и Кушки. И во многом это состояние никак его не порадовало.
– Нам необходимы два маршрута. Телеграфируйте Куйбышеву в Ташкент. Винтовки, сабли, револьверы, пулеметы... Обмундирование и седла... перечислял он генералу.
– Все... Вот мое личное распоряжение. Составьте в этом смысле доклад товарищу Ленину. Если у Куйбышева не найдется... я буду лично просить об этом Владимира Ильича. После проведенного нами съезда депутатов всех туркменских племен есть основания думать, что с туркменами все будет благополучно...