Это было в Коканде
Шрифт:
– Врешь!
– закричал он басмачу.
– Никогда не был русским этот бродяга, эта контра!
Басмач стал кричать, выкатив желтые белки, что русский мертвец именно так поступил. Он не врет.
– Ну, а зачем колодец завалили?
– спросил Максимов, подступая к нему.
Кыр-Ягды посмотрел на старшину, прищурился и сделал вид, что не понял вопроса.
Грибок подошел к огню, снял котелок с костра. Кипятку не было… Вместо него на дне котелка образовалась клейкая песчаная масса.
– Эх, сторонка!
– вздохнул Грибок.
– Не рассусоливать бы, а на месте всех сразу задавить! Чтобы не шлялись!
– сказал один из красноармейцев колючим, резким голосом. Лицо у него было обозленное.
– Ишь ты!
– подзадоривал его сосед, развалившийся возле костра. Он лежал, закинув руки, и глядел в небо.
– Что «ишь ты»? Пустыня так пустыня.
– Скорый больно, - ответил лежавший.
– Пустыня - мать разбойников… - отозвался его товарищ, потом икнул и, приложив к груди руку, сказал: - Водички бы!
Максимов сидел пригорюнившись поодаль от огня. Пойманные переглядывались, как звери, друг с другом.
Лихолетов решил дожидаться утра. Надо было дать отдых лошадям. Красноармейцы набрали травы. Огонь запылал сильнее. Никто из людей, возбужденных стычкой, не мог спать. Не хотелось. Да и какой сон на походе - вполглаза.
Возле костра сидел маленький Ванюков. Бойцы заметили, что он не отрываясь глядит в лицо трупу и отгоняет от него рукой дым, будто мух.
– Закоптит - боишься?
– засмеялись красноармейцы.
Но Ванюков не обратил на эти насмешки никакого внимания. Он обернулся к Лихолетову и спросил:
– А что, товарищ начальник, вы его будто знали?
Лихолетов в ответ рассказал всю историю Зайченко, все, что он помнил: свои беседы с ним, историю Кокандской крепости, потом о боях с басмачами, о любимом командире Макарыче, о пулеметчике Капле, о борьбе с Иргаш-ханом…
Когда Лихолетов кончил свой рассказ, все бойцы примолкли.
Ванюков встал и, тронув сапогом голову трупа, спросил у Лихолетова с недоумением:
– Неужели действительно мать его прачкой была?
– Он говорил - прачка… - сказал Лихолетов.
Ванюков скрипнул зубами.
– Эх… - сказал он и отвернулся.
– Лучше бы не рожать ей такую гадюку!
Когда разговоры утихли и люди стали подремывать, Александр услыхал, что его кто-то теребит за плечо. Он открыл глаза и увидел старшину Максимова, сидящего возле него на корточках.
– Товарищ начальник!
– шептал он.
– Не спите еще?
– Что, что такое?
– пробормотал Лихолетов спросонья.
– Живой он был… - горячо заговорил Максимов.
– Да мне при ребятах стыдно было признаться. Задразнят… Я, понимаете, как отдал коня Грибку да пополз меж верблюдов, сразу на н е г о навалился… Схватил за руки. Одну схватил. Другую ищу. Нету ее… Где она? Нету! Что за оказия? Тут он зубами вцепился в руку мне. Да так здорово! Тут у меня наган сам выстрелил. Как выстрелил? Прямо не знаю как.
– Ну, что делать, ладно.
– Обидно, товарищ начальник. Живьем бы!
– сказал старшина с досадой.
– Из-за руки все дело. Я растерялся ищу…
Снова начал он объяснять, но Александр его оборвал.
– Ну тебя. Спи. До рассвета подымай всех. До солнца выедем.
– Есть до солнца, - сказал Максимов и отошел в сторону.
Утром пограничники погнали караван к заставе. Связанные басмачи, прикрепленные поясами к седлам, уныло покачивались на своих конях. Труп Зайченко был оставлен на месте.
Когда окруженный отрядом караван скрылся, над степью появились стервятники. Они летели так низко и так уверенно, как будто уже кто-то им сообщил, что их ждет пища. Взмахивая длинными грязно-белыми острыми крыльями, они переругивались на лету и, опускаясь, тяжело шлепались о песок.
Над горизонтом загорелось мутное солнце.
39
Закончив эту операцию, группа пограничников вместе с Лихолетовым вернулась на заставу.
– Политчас немедленно организуй, - приказал Федоту Лихолетов.
– Не мешкая… Полезно будет всем ребятам узнать, что за падаль ликвидировали мы… Именно всех, всю заставу собери, а не только тех, что с нами были… Я лично проведу беседу.
Рассказывая о прошлом, он увлекся. Подробно передал всю картину ночного нападения на Кокандскую крепость и все свои соображения о странном ее коменданте и тут же расписал такими яркими красками поведение Федотки в крепости, что бойцы невольно заслушались. Почувствовав это и сам зажегшись, Александр стал рассказывать и о другом: о боях с басмачами под Кокандом, об освобождении Бухары. Скромное участие Федота в этих делах вдруг тоже как-то расцвело, благодаря темпераменту Сашки. Федотка краснел, смущался, но был рад этому рассказу, чувствуя, как его командирский авторитет подымается. Затем они пообедали, и Лихолетов уехал в Ташкент. Федот его провожал.
На заставу он вернулся поздно. Невольно побрел к братской могиле. И тут он загрустил; все эти рассказы разбередили ему душу. Стоя в степи, у могильных камней, он тоже вспоминал свои мальчишеские годы, свою старушку мать и пожилого бойца Каплю. Федот думал о нем сейчас точно о своем родном отце, отцовские же черты почему-то совсем стерлись в его памяти. Капля, с его добродушным и храбрым характером, с его воркотней и вечной заботой, вставал перед ним будто живой.
Федотка присел на камни, отдаваясь воспоминаниям и наслаждаясь вечерней душистой прохладой. На заставе все затихло. Ветер тихонько ворчал в ушах. Барханы, освещенные прозрачной луной, казались выше и причудливее, чем при дневном свете. На горизонте появились три силуэта, разъезд с соседнего поста. Огромные длинные голубоватые тени всадников волочились за ними по песку. Всадники, остановив коней, будто наслаждались чистым и прохладным воздухом пустыни, потом снова разъехались в разные стороны. Лошади глухо шуршали копытами по песку.
На могиле лежала старая каменная плита. На плите была высечена надпись:
Здесь покоятся погибшие в бою
т. Капля, бывший комэскадрона Сулейман сын батрака
Родился в 27-м ауле.
Фатима Азаматова - комсомолка. И Ферапонтов.
Вечная память героям!
40
Обвинения, предъявленные Хамдаму, ничего не раскрыли…
Интереснее всего, что беш-арыкское дело с выстрелами под окном, с неизвестными в парандже и черной маске, с покушением на Юсупа получило совсем иной характер. Следователи свернули с этого пути, так как для обвинения Хамдама был собран другой материал: вся его жизнь с 1918 года…