Это было в Коканде
Шрифт:
Надзиратель вывел его из крепостных ворот, предъявив караулу пропуск. В первом же переулке к ним подошли какие-то неизвестные люди, надзиратель скрылся. Под конвоем этих неизвестных Зайченко добрался до старой части Ташкента. Здесь в лабиринте маленьких уличек и тупичков, среди пестрой и шумной толпы, он сразу понял, что спасся.
Устроив Зайченко на ночевку в доме одного бая, неизвестные ушли. Перед уходом они сказали Зайченко:
– Господин поручик! Завтра мы заберем вас отсюда. Здесь можете не волноваться. Спите как у себя дома!
Действительно, на другой день, в это же время, в убежище опять явились эти два человека. Они сообщили Зайченко, что он приглашается на заседание тайной организации. Им поручено, сказали они, провести его туда. Они выбрили Зайченко, одели в новенький штатский костюм и отправились в путь.
Пришлось идти мимо гауптвахты, в русскую часть города. Возле одного из особняков, неподалеку от бывшего губернаторского дома, спутник Зайченко протяжно свистнул. Ему ответили. Он просвистел еще четыре раза, ночной сторож открыл калитку. Они вошли в густой, темный сад. В красивом доме, стоявшем в глубине сада, виднелся свет в одном из окон. Один из сопровождающих исчез. Вернувшись, он радостно сообщил: «Все в сборе, идем скорей! Уже начали!»
Уютный кожаный кабинет освещался лампой под большим синим абажуром. В креслах сидели штатские люди. Зайченко их видел впервые. Между книжных шкафов на стенах висели ковры. От длинного письменного стола, пустынного точно бильярд, навстречу Зайченко поднялся старый военный в летней форме, без погон, со значком генерального штаба на гимнастерке.
– Честь имею представиться, - сказал Зайченко, выйдя на середину комнаты.
Генерал Кудашевич обнял его и усадил на диван.
– Будем знакомы, будем знакомы!
– быстро заговорил он.
– Мы о вас, поручик, много наслышаны. Много, много! Натерпелись мы из-за вас страху. Искали вас всюду. Надо было бы вам раньше объявиться.
Зайченко вскочил:
– Не знал. Очень благодарен. Очевидно, при вашем посредничестве мне удалось бежать с советской гауптвахты?
– При нашем, при нашем. Но сейчас, голубчик, не до этого. Сейчас начались серьезные дела. Вы слушайте, а потом поговорим о конкретном. Мы только начали, так что… Ну, будьте любезны, Павел Семенович!
Генерал, приятно улыбаясь, нагнулся к одному из штатских, будто обливая его елеем.
– Что же-с… Прошу вас покорнейше!
– прошептал он.
Павел Семенович Назиев, пожилой, плотный и высокий господин, одетый в коричневый френч и такие же бриджи, кашлянул, шевельнулся в кресле, солидно высморкался. Когда он двигался, желтые щегольские краги на его толстых ногах невыносимо скрипели. Это, очевидно, раздражало его соседа, аккуратного седого старика, тщательно одетого и еще более тщательно выбритого. Старик морщился и с неудовольствием взглядывал на Павла Семеновича.
– Перед нами, господа, очень трудная, я бы сказал - ответственная задача… - произнес Павел Семенович, сдерживая свой басок.
– Мы рискуем лишиться такого сильного и щедрого друга, как представитель Антанты.
– Образованный народ! Просвещенные мореплаватели!
– вдруг неожиданно для всех сочувственным голосом процитировал генерал.
Зайченко громко, на всю комнату, расхохотался.
Все присутствующие разом посмотрели на него. Зайченко понял, что его хохот неуместен, и тут же подумал: «А цитата уместна? Неужели они ничего не заметили? Идиоты!»
Павел Семенович продолжал, как будто не слыхав реплики:
– Антанта - наш верный друг, который всегда исполняет свои обещания.
– Совершенно верно, абсолютно верно, - сказал генерал Кудашевич, склонив голову и как бы прислушиваясь к тому, что делается за окном.
Шумный дождь обрушился на Ташкент. Все ожило за стенами. С крыш катились потоки воды. Ливень звенел в густой и плотной листве сада.
– Меньшевики и эсеры, - авторитетно заявил Павел Семенович, - это неудачники русской революции.
Элегантный старик, услыхав эту фразу, брезгливо открыл рот, желая что-то возразить, но благожелательный генерал, играя глазами, умоляюще сложил руки и шепнул ему, как влюбленный:
– Господин Баррер! Потом, потом!
Старик откинулся на мягкую кожаную спинку кресла и уставился в потолок, расписанный пестрыми узорами.
Павел Семенович горячо повторил:
– Да, неудачники, или шулера, или растяпы! Прошу извинить мне откровенность! Без всяких колебаний я применяю к ним эти слова. Я не говорю, конечно, об отдельных лицах. Среди последних можно нередко встретить людей уважаемых. Например, господин Баррер.
Генерал опять заулыбался и весело закачал головой. На лице Баррера осталась прежняя маска. Он ничем не выразил своего отношения к высказанному по его адресу комплименту.
– Словом, подведу итоги. Все восстания они начинали бумом, - сказал Павел Семенович, вставая.
– И с позором провалили. Так было в Закаспии. Так было в Коканде…
– Нет, уж позвольте!
– закричал Баррер, вдруг вскакивая, даже с неприличной для его солидного вида вспыльчивостью.
– В Коканде распоряжались не мы, а разбогатевшие татары и евреи. В этом я согласен с улемистами.
– Махровое определение!
– брезгливо выпятив губы, сказал Павел Семенович.
– Зачем же вы служили им?
– Я не служил.
– Не вы, так ваши соратники в краевом органе Мустафы. Вы же изображали там народ? Факт, господа?
– обратившись к собранию, спросил Павел Семенович.
– Факт, факт!
– с обычной торопливостью закивал генерал, и вместе с ним закивали все остальные участники собрания, кроме Зайченко.
– Играя комедию, вы спасовали в решительный момент. Тем самым вы причинили только зло белому движению, - сказал Павел Семенович.
– Ваша идеология - бред. Ваши боевые элементы - это миф, это просто сброд, молодежь, сопляки. Сочувствующие при пробной проверке - просто скопище трусов. Оружие и деньги расходуются глупо, случайно и бездарно. Нет ничего удивительного, что наши покровители сейчас отказывают нам в средствах. Надо найти силы, крепкие, реальные, а не мифические. И под это мы получим деньги. Получим! Уверяю вас. Где же искать эти силы? Где и как?