Это было в Коканде
Шрифт:
В ночной тишине разносился над толпой чуть хриплый голос командующего, и по тому напряженному вниманию, с каким толпа слушала его, по той сосредоточенности, которая точно приковала к нему взгляды всех аскеров, невольно чувствовалось, что пройдут годы и что бы ни случилось в эти годы - все равно никто из стоящих здесь людей никогда не забудет этой жаркой ночи…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
Лошади, склонившись над стойлом, жевали, позвякивая цепями. Другие уже спали, стоя либо лежа. Иной раз какая-нибудь из лошадей тихонько и нежно, точно жеребенок, ржала во сне. Сквозь верхние спущенные окна денников виднелось быстро темнеющее небо. В конюшне было жарко, приятно пахло лошадиным потом. На обоих ее концах, правом и левом, зажгли по фонарю. Наступал вечер.
Грошик стоял в станке, в самом конце конюшни, под фонарем, возле лавки, где дежурил конюх Нияз, отличный джигит, до революции работавший в цирке.
Нияз считал, что жизнь человека складывается из трех страстей: страсть первая - война, вторая - лошади и третья - цирк. Все эти три страсти принесли ему мало удовольствия. Война и лошади здорово его покалечили, для цирка он уже не годился. Это был одинокий, странный и тяжелый человек, ссорившийся со всеми в эскадроне, кроме Юсупа. Нияз любил его преданно и беззаветно…
Когда хлопнула дверь конюшни, Грошик оглянулся, перебрал застоявшимися ногами, вытянулся, справился с нуждой, нагнулся к яслям, к охапке сухого клевера, и вдруг приподнял голову. Он услыхал шаги Юсупа. Тот, отбросив дощатый барьер станка, подошел к Грошику. Лошадь потянула воздух влажными ноздрями и ткнулась мордой в плечо джигиту. Юсуп вытащил из кармана кусочек сахара и угостил Грошика, потом повернулся к стенке, доставая с гвоздя седло и уздечку.
Удивленный Нияз нехотя встал с лавки и остановился около станка.
– Уезжаешь?
– спросил он Юсупа.
– Что такое?
– Надо. К утру вернусь, - ответил Юсуп.
– Если утром будут спрашивать, брал ли я лошадь, ты никому не говори!
Нияз кивнул головой. Зачем он будет говорить? Кому какое дело?
По голосу Юсупа Нияз понял: случилось что-то важное. Он решил помочь другу, сам подкинул под ленчик потник, сам подтянул подпруги, и через несколько минут Грошик застучал копытами по деревянному настилу конюшни. Лошади покосились на него. Час был неурочный…
Юсуп выехал из Коканда. Глухие дома, темные сады и рощи, темная степь - все чередовалось, точно на картине. Он думал только об одном: как он встретит Сади? Один его приезд может взбудоражить всех в Беш-Арыке.
«Все равно! Я должен видеть ее», - сказал себе Юсуп.
Это решение, родившееся как будто внезапно, на самом деле давно созрело в нем.
За полтора месяца стоянки полка в Коканде Юсуп не имел ни минуты свободного времени. Полк переформировывался, шло непрерывное переобучение джигитов. Но, несмотря на занятость, Юсуп не мог избавиться от мысли о Садихон. Он даже не раздумывал о том, любит ли он ее. Садихон страдает, он должен ей помочь, в этом он был убежден.
Юсуп надеялся выбрать удобный момент, чтобы тайно увидать Садихон и поговорить с ней. Это было невыполнимо, потому что Хамдам на время переобучения полка вернулся домой и почти не выезжал из Беш-Арыка. Правда, на час или два он появлялся иной раз в Коканде. Приезды эти были всегда неожиданны и случайны, и Юсуп никак не мог угадать, когда Хамдам отлучится из дому. Кроме того, Юсуп, как и все остальные, считал, что положение полка уже определилось и, пройдя переобучение, полк опять вернется на свои старые места, в Беш-Арык и в соседние кишлаки.
Поэтому никто не ожидал приказа о выступлении полка.
Вечером 13 августа Хамдам и Юсуп были вызваны в штаб, к Блинову. Блинов сказал им, что завтра полк должен быть готов к погрузке и стоять в два часа дня у станции Коканд.
– Куда же мы отправимся?
– спросил Хамдам.
– В направлении Ташкента, - глухо ответил Блинов.
– Очевидно, в Бухару?
– спросил Хамдам.
– Возможно, - ответил Блинов.
За полк Юсуп не беспокоился. Полк был в порядке. Отдав все необходимые распоряжения и узнав, что Хамдам остается ночевать в Коканде, Юсуп решил съездить в Беш-Арык.
Беш-Арык спал уже, когда он приехал туда. Только псы бешено лаяли в разных концах кишлака. Юсуп подъехал к усадьбе Хамдама со стороны сада. Возле низкого дувала он остановил Грошика, перелез через дувал и попал в сад. Пышные фруктовые деревья стояли в саду рядами, точно всадники. Мимо них неслась на Юсупа лохматая овчарка. Еще издали Юсуп услыхал ее рычание. Он остановился и подозвал собаку. Она, подскочив к Юсупу, узнала его. Кругом от тихого ночного ветерка едва шелестела листва. Юсуп дошел до женской половины и осторожно сказал в раскрытое окно:
– Сади!
Первой, услыхав голос Юсупа, проснулась Рази-Биби. Она переполошилась, вскрикнула, разбудила Садихон.
Садихон вскочила и растерялась, как будто ей сказали, что пламя охватило дом. Она показалась на галерейке полуодетая, забыв об одежде, не вздувая огня: все тело ее задрожало, будто пронизанное холодом. Вслед за ней на галерейку вышла Рази.
Юсуп стоял около столбиков. Не глядя на женщин, он рассказал им об отъезде полка. Сади заплакала.
– Что плакать?
– сказал Юсуп.
– Я уже давно почувствовал, что тебе плохо здесь. Поедем в Коканд! Я тебя там устрою. Ты поживешь в Коканде у моих друзей.
– Глупости!
– проговорила Рази, не соглашаясь с Юсупом и даже замахав на него руками.
– Разве Хамдам не узнает, где она? Он убьет ее. Пускай Сади еще немного потерпит! Тот, кто терпелив, даже из недозрелого винограда получает сладость. Мы в Беш-Арыке проживем спокойно. А когда полк вернется, тогда уходите!
Рази посмотрела на небо, засмеялась.
– Простись с Юсупом, Сади… - прибавила она.
– Я ведь никому ничего не скажу… Сегодня прекрасная ночь. А вот когда вернется Юсуп с войны, тогда вы и устраивайте жизнь. Вы не дети, а хотите поступить по-детски. Ну, простись… Ну, иди в сад, Сади… - повторила она, дотронувшись нежно до плеча Садихон и как бы подталкивая ее.