Это было в Коканде
Шрифт:
К ночи воздух сделался знойным.
Фрунзе вышел из вагона без фуражки, как он предполагал - на минуту. Но разговор его увлек, и он не заметил, что они ушли слишком далеко, за семафор, стоявший в километре от станции. Мерцали огни стрелок. Фрунзе на пересечениях путей наткнулся на эшелон, окруженный караульными. Двери во всех теплушках были задвинуты наглухо, а верхние люки, вырезанные под самой крышей вагона, были открыты настежь. Из теплушек доносились крики. Скандалили люди, втиснутые в вагоны по сорок, по пятьдесят человек. Они задыхались там от тесноты.
– Что это? В чем дело? Вы не знаете?
– сказал Фрунзе. Голос его сразу изменился. Из мягкого и спокойного он стал сухим и резким.
– Разоруженный мятежный полк идет в Ташкент. На переформо… на перифир… на переформирование, - путаясь, торопливо ответил Блинов.
– Это скот или люди? Как, по-вашему? Где комендант?
– крикнул Фрунзе.
Блинов подбежал к составу. Началась суматоха. «Коменданта, коменданта!» - закричали постовые. Блинов бегал вдоль товарных вагонов.
– Откатывай! Откатывай!
– кричал он.
С визгом откатывались раздвижные широкие двери теплушек. Аскеры выпрыгивали на пути, все еще продолжая шуметь и волноваться.
Издали, среди зеленых и красных огоньков, летела чья-то сгорбившаяся тень. Это был Синьков. Придерживая на бегу свою шашку, он мчался к семафору. Увидав командующего, он остановился и перевел дух.
– Комендант станции Коканд Синьков. Прибыл по вашему распоряжению, товарищ командующий, - отрапортовал он, захлебываясь и держа руку у козырька фуражки. Все его щегольство будто сразу сдуло ветром.
– Где мой приказ: по двадцать человек на теплушку?
– Я только что сегодня назначен, товарищ командующий.
– Не оправдывайтесь! Вы коммунист?
– Так точно, коммунист.
– Вы кого везете? Врагов или обманутых людей? Где ваша голова? Под арест на пять суток!
– Слушаю, товарищ командующий, - дрожащим голосом ответил Синьков. В душе он был рад. «Легко отделался», - подумал он.
Блинов стоял тут же. Фрунзе замолчал. Шагах в тридцати от него волновалась толпа аскеров. Оттуда неслись возгласы и крики. Фрунзе пошел к толпе.
Блинов и комендант испуганно переглянулись и побежали за командующим. Увидев их, он жестом приказал им уходить.
– Вы без оружия, товарищ командующий, - прошептал Блинов.
– Идите, идите!
– нетерпеливо сказал Фрунзе.
Они отошли в сторону, за семафор, не переставая издали наблюдать за Фрунзе. Аскеры тоже следили за ним.
– Что это за человек? Без фуражки, - переговаривались они между собой.
Когда он подошел к ним ближе, некоторые из аскеров узнали его и передали об этом товарищам. Крики затихли. Возбужденная толпа насторожилась.
Фрунзе решительно вошел в середину толпы.
– Переводчик есть?
– спросил он окружавших его людей.
– Кто по-русски говорит?
– Есть. Можно. Бердыкул говорит. Газиев, - откликались со всех сторон аскеры.
– Азамат. Азамат хорошо говорит.
– Я могу, - проговорил Азамат, расставив ноги ножницами. Будто на чудо, он посмотрел на командующего и протиснулся к нему.
– Говори, пожалуйста!
– сказал он командующему.
– Красные аскеры!
– крикнул командующий.
– Вы едете в Ташкент не для наказания.
Азамат перевел.
– Ваши начальники обманули и вас и советскую власть. Честным людям нечего бояться советской власти. Пусть ее боятся басмачи!
Азамат перевел и это.
– За семьи не беспокойтесь! Они будут обеспечены всем необходимым. В Ташкенте вы будете учиться.
– …будете учиться!
– повторил по-узбекски Азамат.
– Тот, кто рассказывал вам басни о красных, - изменник и лжец, продолжал Фрунзе.
– Мы - бедняки, и вы - бедняки. А у всех бедняков мира одни, общие интересы.
Он говорил, что теперь пришло совсем другое время… Раньше местных людей от всего отстраняли. Царские чиновники дружили только с богачами и баями. Теперь все пойдет по-иному. Новый, свободный Туркестан будут строить трудовые люди и коренное население, а не только пришлое, и для этого каждому крестьянину, батраку, рабочему надо скорее приниматься за дело, за работу.
Он говорил и о военной службе.
– Мусульмане-беднота… Они пошли в армию тысячами, как только мы объявили призыв… Это передовики… Но и другие… Есть кулацко-байские слои… Эти прибегают к самому гнусному способу: пользуясь нищетой бедняка, они покупают молодежь, сыновей бедняков… Платят им деньги. Ставят купленных рекрутов. Это гнусность, позорящая человечество. Это все еще средневековье. Этому раз навсегда надо положить конец. Таким мы не дадим оружие… Таких рекрутов отправим в тыл… В тыл всех мерзавцев, которые позорят имя честного красного воина. На грязные работы! Есть и такой элемент, из байских сынков… Они только и ждут минуты, чтобы навредить бедноте, чтобы получить оружие и спеться с какими-нибудь… шпионами. Из-за рубежа, например! Из Бухары… Верно это?
– Якши… - раздалось из толпы.
– Это верно.
– Они хотят убить Великую революцию… А ведь она непобедима… Где теперь все эти белые генералы, все эти богачи разных национальностей, которые восстали против рабочих и крестьян России? Где соблазненные ими войска?.. Все разбито. Взято в плен. За короткий срок мы отобрали от них и Самару, и Баку, и Красноводск. Не помогли им ни английские, ни турецкие полки… Да, им ничто не поможет, - продолжал Фрунзе после некоторого молчания, когда он точно прислушивался к дыханию толпы.
– Ничего не поможет этим воронам… Они действительно вороны. А вспомните, что бывает, когда вороны вздумают вести народ… Они приводят его на свалку, к собачьей падали. Так говорится у вас, в старой пословице. А мы, русские коммунисты, зовем вас к построению нового мира, где не будет ни цепей, ни рабства, которое и до сих пор процветает в Бухаре… Эмир и сюда хочет протянуть свои щупальцы… Но вы этого не захотите… Не позволите…
Фрунзе опять помолчал, точно впитывая в себя все происходящее в толпе. Ему даже показалось, что он видит, несмотря на темноту, горящие глаза аскеров. Вдали мерцали огоньки стрелок. На конце станции у вокзала светились окна поезда, оттуда же доносились и свистки паровоза, словно там был уже какой-то другой мир, то будущее, мирное и счастливое, к которому он призывал.
– Нам очень тяжело сейчас. Не легче, чем вам… - сказал он.
– Но мы добьемся свободы. И вы добьетесь вместе с нами. Пускай тяжело. Но настоящий человек добудет хлеб даже из камня… Добудет, друзья! И я верю в это… И вы верите, я чувствую, потому что вы крестьяне…