Это ЦТК!
Шрифт:
– И это тоже! – сказал самый крикливый студент, глядя на Хлопина.
– Колбин! – вдруг воодушевился доцент. – А ты ведь только что был здесь, перед лекцией!
– Да. Александр Юрьевич, я же убирал кабинет.
– Покажи руки!
Студент машинально спрятал ладони за спину.
– Что, – прошептал ему в ухо сокурсник, – волосы на ладошках выросли?
Студенты, уверенные, что препод не слышит этих слов, заржали.
– Извините, Александр Юрьевич, – Колбин вытянул руки вперёд открытыми ладонями. На большом пальце правой руки Хлопин
– Руки, Колбин, надо мыть перед едой, мама не учила?
– Да я это, сразу после лекции мыл, – сказал Колбин, переминаясь с ноги на ногу.
– Ладно, не в детском саду! – доцент махнул рукой. – Жду в преподавательской!
– А лабораторная? – спросил Колбин, потирая большой палец правой руки уделанный несмываемой коричневатой грязью. Когда и где он зацепил это пятно?
– Жанна Альбертовна проведёт занятие, – сказал Хлопин, глядя на остальных студентов. Услышав облегчённый вздох, добавил: Колбин вернётся к обсуждению хода работы!
Воодушевлённые студенты моментально заняли места за длинным лабораторным столом. Доцент кивнул Колбину и вышел из лаборатории первым. Студент плёлся за ним, не понимая, чего ожидать от преподавателя и работодателя в одном лице.
– Ну-с, дорогой, как ты мыл руки? – спросил Хлопин, усевшись за стол преподавателя. Он оттолкнулся ногами от пола и подъехал на кожаном кресле к студенту.
Колбин смочил пальцы языком и протёр правую ладонь.
– Помогает?
– Не-а.
– Не пугайся, тебя никто не собирается отчислять и тем более, увольнять! – подбодрил Хлопин. – Скажи, сколько времени ты убирал до перерыва?
– Как положено, полчаса.
– И успел добежать из прозекторской до главного корпуса?
– Александр Юрьевич, понимаете, это невозможно.
– Понимаю, потому и спрашиваю.
– Ну, я по-быстрому.
– По-армейски?
– Ага, наскоряк!
– То есть, ничего толком не сделал, – заключил Хлопин и продолжил мыслить вслух: – Слил всё в одну колбу и бросил в раковину. Спешил в буфет, по-армейски. Как там? «Война войной…»?
– «А обед по расписанию», – улыбнулся студент.
– Хоть с обоих столов убрал?
– Так точно!
– Я к чему всё это? – спросил доцент, глядя в окно.
Колбин вздохнул.
– Наталья заметила, что ты в последнее время что-то сильно спешишь. Не стыдно, дорогой, сваливать работу на женские плечи?
– Понял, Александр Юрьевич. Исправлюсь! – студент шмыгнул носом.
– Она мне не жаловалась, я тебя не отчитывал! – сказал Хлопин, жестом показав, что студент может идти.
– Понял, Александр Юрьевич!
Хлопин подъехал на кресле к столу, открыл папку с документами.
Колбин, еле сдерживаясь, пружинистой походкой вышел за дверь и дал дёру до лаборатории.
Хлопин отключил мобильный. Ни к чему сейчас звонок Лёни, ой, ни к чему! Такой козырь увели из колоды! С чем входить в новую компанию? На побегушки к вчерашнему троечнику! Не было печали. Ещё вчера вечером Хлопин перепроверил собственное изобретение и убрал в сейф. Выходит, кто-то выкрал реактивы именно сегодня. Скорее всего, во время первой пары. Колбин, конечно, наглец и оболтус, но утащить реактивы он просто не мог. Наталья? Наталья! Она же поранила руку!
Хлопин вскочил со стула, выбежал в коридор. Дёрнув за ручку двери лаборантской комнаты, он чуть было не потерял равновесие. Дверь была не заперта.
– Александр Юрьевич! Вы что-то хотели?
– Наталья, дорогая вы наша! Я очень хотел бы знать… – начал говорить Хлопин, но, увидев глаза старшей лаборантки, сменил тему: – Что у вас с пальцем?
– Александр Юрьевич, пустяки! Даже йодом не жгло!
Александр Юрьевич отвернулся, приложил ладонь к груди.
– Что, что с вами? Сердце?
– Наташа, моё сердце принадлежит науке!
– Шутите? – Наталья всплеснула руками. – А я напугалась до смерти!
– Йодом даже не жгло…
– Ну да! Я ещё попросила медсестру обработать фурациллином, а она ни в какую! – всплеснула руками Наталья.
– Покажите!
Старшая лаборантка показала большой палец правой руки. Хлопин взял в руку её ладонь, осмотрел. На этот раз он удержался, чтобы не схватится за сердце. Доцент понял: изобретённый им раствор был вылит в раковину! И это ещё в лучшем случае.
– Скажите, пожалуйста, – Хлопин посмотрел в глаза Натальи, продолжая держать её ладонь в руке, – вы получили травму уже в раковине, или…
– В раковине. Разбилась большая колба для сброса реактивов. Хорошо, сегодня не было никаких едких химикалиев.
Доцент хмыкнул.
– Почему вы надо мной смеётесь, Александр Юрьевич? – лаборантка выхватила руку и сунула её за спину.
– Всегда потешает ваша непосредственность, Наталья Николаевна!
– Даже когда мне больно? – взорвалась старшая лаборантка. Она чувствовала, что вести себя так со старшим преподавателем кафедры нельзя, но остановиться уже не могла. – Почему вам всегда потешно, когда людям плохо?
– Наталья! Я совершенно не собирался вас обидеть, тем более, надсмехаться над вашей болью! – Хлопин покачал головой. В глазах его было столько тоски, что Наталья разом сдулась, как воздушный шар. Лаборантке показалось, что Александру Юрьевичу гораздо больнее, чем ей самой.
– Просите меня, Александр Юрьевич. Не знаю, что на меня нашло, – плечи лаборантки опустились. Лицо скривила гримаса. Ещё секунду, и её коровьи глазки зафонтанируют! Хлопин не знал, что делать. Обнять, утешить, или выйти прочь, извинившись. Он постоял в нерешительности, глядя на измятый и местами прожжённый халат Семёновой. Бедная женщина, ещё такая молодая, а за собой уже не следит. Мало того, что никогда не восстановится в институте, так ещё и помрёт в одиночестве. Хлопин поморщился. А кто обо мне подумал? В таком же в одиночестве, так же без перспектив и денег! Доцент, ни говоря ни слова, направился к выходу.