Это Фоме и мне
Шрифт:
Весь день Фома демонстрировал таблетку обитателям больницы, за исключением, правда, Аниты Таптаповой. После полдника на таблетку пришли посмотреть выполнившие все свои многочисленные процедуры Мхов и Лишайников, которые каждый день надеялись, что их выпишут с минуты на минуту. Они смеялись, всплескивали руками, Лишайников зеленел своей рыжей головой и очень чувствительным, видимо, к перемене настроения лицом, просто на глазах. Но заканчивался рабочий день у сестры-хозяйки Лидии Кузьминичны, она проходила мимо, услышала здоровый детский смех из палаты Фомы, осталась этим крайне недовольна, быстро вошла и выгнала Мхова и Лишайникова, собираясь делать выговор Фоме. Он рекомендовал ей как можно скорее провести дезинсекцию помещений, находящихся под её непосредственным надзором, потому что тараканы, принявшие меры по профилактике своих желудков, жить теперь будут дольше и есть больше, у Лидии Кузьминичны от гнева выпала шпилька из пучка, звякнула об пол, Лидия Кузьминична даже искать её не стала, выскочила из бокса и, сотрясаясь всем телом, зашагала по коридору. Тут-то вынырнули из дождя и появились в окне Фомы головы Вики и Лариски, прикрытые зонтиком, который царапался о стекло и пускал по нему тонкие дорожки воды.
– Фома, это мы, здравствуй.
– сказала Вика..
– Привет, - добавила Лариска.
– как ты тут себя чувствуешь?
– Нормально, - ответил ей Фома.
– Лечись-лечись.
– Да уж стараюсь, Ларис.
Пока разговор продолжался в таком режиме, Вика вытащила из сумки кулёчек с изюмом и стала с видимым аппетитом глотать изюминки, не разжёвывая. Лариска взяла у неё несколько и тоже стала бросать их в рот и не жевать.
– Ох, вкусно, - облизнулась Вика..
– Фома, хочешь?
– А что это вы едите?
– спросил Фома, приглядываясь через стекло.
– Изюмчик.
– ответила Вика и как бы невзначай добавила.
– сейчас в городе модно его просто так глотать, не жевать...
– Да, странная такая мода.
– добавила Лариска.
– Все так едят, чего им вдруг... А правда, вкусно.
– Фома к модам был всегда равнодушен, Вика это, конечно, знала, поэтому старалась просто как можно искреннее наслаждаться своим изюмом.
– Ну, дайте мне тоже.
– и Фома залез на подоконник и протянул руку в форточку.
Но глотать изюм оказалось просто невозможно. Мало того, что невкусно, да ещё Фома чуть не подавился - Вика-то с Лариской всю дорогу тренировались. Фома закинул горсть изюма в рот и начал жевать, причмокивая.
– Ну-ка, давайте ещё - вкусный изюм, сладкий.
– Ну Фома, ну что ты такой неконцептуальный...
– глядя, как двигаются челюсти Фомы, расстроилась Вика..
– Всё ты как этот...
– Что, что, Вика? Что я сделал не так?
– что-то случилось, но что, Фома понять не мог.
– Нет, ну что ж он у тебя такой бестолковый. Всё не как у людей. вскинулась Лариска.
– не давай ему изюма, раз такое дело.
– Нет! Фома, на изюм! Ешь, пожалуйста, он вкусный...
– Вика потянулась к форточке.
– Что врач-то говорит? Когда?
– Скоро, совсем скоро. Уже всё в полном порядке.
– А анализы?
– Ну, ты меня знаешь.
– Даже не буду спрашивать, грустно тут тебе, или нет.
Фома чуть отошёл от окна и развёл руками.
– Вот, так и живу. Прыгаю по этим трём кроватями, гоняюсь за комарами и мухами... Выживаю Палёнову и всяких других консультантов, когда они ко мне ломиться начинают. В перерывах этой борьбы за жизненное пространство и происходит моё исцеление, о котором врач мне говорит каждое утро.
– Правда?
– Что ж, Вик, я тебя обманывать буду?
Вика улыбнулась, но по стеклу текли капли воды с зонтика, и Фоме с той стороны окна показалось, что это Викины слёзки.
– Лучше посмотрите, как тараканы таблетку у меня объели!
– Таблетку?
– Лариска сразу заинтересовалась, а то стояла, бедненькая, согнувшись, потому что была гораздо выше Вики и под зонтик, который был в Викиных руках, еле попадала. Но тут Вика как раз и зонтик сложила, потому что дождь на какое-то время перестал.
– Да. Вот, смотрите: не стал я таблетку пить, оставил её на ночь...
– Как "не стал пить"? Ты что, Фома? Ты же лечишься!
– Ну, Вик, эта таблетка...
– Это же лекарство, Фома! Это надо! Нет, ты что, дебильный?!
– Дебильный, да, дебильный?
– в контраст Викиному возмущению на одной ноте произнесла Лариска, тщательно приглядываясь к своему отражению в окне и ковыряясь в совершенно прилипшей к голове причёске. Не то, что до Фомы ей было всё равно, но сама себя она больше интересовала.
– Вика, ну успокойся... эту таблетку дали мне в нагрузку, чтобы желудок больничную еду хорошо переваривал, понимаешь? Нет, ты меня понимаешь?
– Да-а...
– тихонько протянула Вика.
– Ну вот, а от этой таблетки, гляньте вот, какая она огромная - и это ещё только остатки, которые тараканы съесть не успели... Так вот у меня от этой таблетки, если интересно, многократные позывы на толчок.. Веришь?
– Ой.
– махнула на Фому рукой Лариска.
– Вик, веришь?
– Ну...
– Веришь?
– Ага. Только...
– Что?
– Нет, ничего... Думаю, как бы поинтереснее тебя простить..
– Вике казалось, что она нервная, глупая, и что лечению Фомы это совсем не помогает, а даже наоборот. Ей было стыдно за себя и хотелось плакать. Тем более, что весь день сегодня всё было не так - и на девушку в библиотеке вшей сдули (а Вика не сомневалась, что это так), и не удался эксперимент по глотанию Фомой изюма (в который, если бы Фому можно бы было приучить глотать маленькие предметы, вполне запихнулась бы живая вошь, и Фома бы не разжевал её тогда и не заметил).
А обкусанная таблетка действительно была смешная, Вика улыбнулась и даже засмеялась.
– Фома, я нашла две открытки с фотографиями Пномпеня, и одну картинку мне на работе принесли, представляешь?
– снова полил дождь, и Вика открыла зонтик, передав его, на этот раз, Лариске, чтобы она не мучилась.
– я узнала, что в Пномпене есть такое место, которое называется "Отдай печаль ракушкам". Когда кто-нибудь в Пномпене хочет забыть что-нибудь плохое, он едет на один остров на реке, раздевается и закапывается в ил, который там, на берегу. Он жидкий, можно закопаться. Вот, лежишь и ждёшь, когда по тебе проползёт такая ракушка, ну, моллюск, которых много там среди других гадов ползает около воды по берегу. Она ползёт и оставляет дорожку, оставляет, оставляет, а потом уползает, и как только доползёт до воды, и ты увидишь, что эта дорожка воды коснулась, так по этой дорожке вся печаль в реку и уйдёт. А если ты после этого уснёшь, то, когда проснёшься, все плохие события, ну, или те, которые ты не хочешь помнить, переменятся у тебя в памяти или забудутся совсем. И будет тебе легко-легко и весело. Представляешь?