Это лишь игра - 2
Шрифт:
— Нельзя, — соглашаюсь я. — Это жестоко, цинично, подло. Я сожалею. Нет, я действительно сожалею. Но мы можем всё это обсудить потом?
Лена перестает плакать. Аккуратно вынимает одну руку, смахивает слезы. И, глядя на меня, озадаченно хмурится.
— Что-то еще случилось?
— Лена, ты хочешь, чтобы Слава Леонтьев ответил за то, что сделал?
— Конечно, хочу! И чтобы Юлькино имя очистили!
— Тогда мне понадобится твоя помощь.
В глазах ее еще сквозят боль и горечь. Но она не вырывается, не говорит, что не желает
Да, разочарована, да, расстроена, но доверяет мне. Доверяет полностью. Даже не колеблется. И от этого невыносимо щемит в груди. Девочка моя, больше я тебя никогда не предам, не подведу, обещаю сам себе.
— Что я должна сделать? — спрашивает Лена.
— Я всё расскажу. Пока в общих чертах. А детали обсудим по ходу действия. Сегодня ночью из рехаба сбежала Вика. Я поэтому и уезжал к Леонтьевым.
Лена ахает.
— И что теперь будет?
— Это зависит от нас. От меня и от тебя. В рехаб она не вернется. Леонтьев собирается отправить ее за границу в ближайшие дни. Поэтому времени у нас мало.
?Лена еще больше хмурит лоб, пока не понимая, к чему я веду. Но слушает, не перебивает.
— Леонтьев уже знает, что мы с тобой знакомы. Без деталей. И сегодня, когда я там был, предложил заняться тобой.
— В каком смысле — заняться мной?
— Завести с тобой интрижку, переспать, чтобы потом уговорить тебя отказаться от своих слов. Ну или, как вариант, дискредитировать и тебя тоже. В суде.
— Он такое предлагает тебе? — округляет глаза Лена. — А как же… а как его дочь такое воспримет?
— Она об этом еще не знает. По его мысли, и не должна узнать. Потому что это будет катастрофа.
— А ты ему что ответил?
— Ну что я мог ему ответить, если он сам себя в такую ловушку загнал? Согласился, конечно.
— Я не поняла…
— Лена, Вика его и уничтожит. Нам лишь надо создать ситуацию…
— Как?
— Мое дело — чтобы она узнала то, что нужно. В общем, спровоцировать ее. Она, естественно, сразу захочет разобраться с отцом, ну и поговорить с тобой. Вика — девушка темпераментная и необузданная. Отца дома не будет, он днем работает. Она помчится сюда…
— А она знает этот адрес?
— Пока нет. Узнает. И приедет поговорить с тобой. И вот здесь всё зависит от тебя, Леночка. Нам надо будет записать этот разговор на камеру наружного наблюдения. Они во дворе повсюду, но лучше всего это сделать на террасе. Там хорошая камера и обзор удачный. Я покажу потом, где лучше встать. Но это еще половина дела. Надо ее вывести на откровения. Надо, чтобы она не просто кричала что-нибудь в духе: «Герман — мой». Надо, чтобы она слила и отца, и Славика.
— Но как я ее заставлю это сказать?
— Мы над этим поработаем.
— Подучишь меня, как манипулировать и правильно выводить на эмоции? — хмыкает Лена.
— Подскажу тебе, какие лучше фразы говорить и как держаться, чтобы спровоцировать у нее нужную реакцию.
— Мне даже интересно…
— Вика может быть… не совсем адекватна. Особенно в истерике. Здесь охрана, конечно. Но при охране откровенничать она не станет. Я знаю, ты боишься Ладу. Но она тебя, в случае чего, защитит. Так что не отгоняй ее. Если Вика приедет, пусть Лада будет рядом с тобой. При ней и Вика будет сдержаннее.
— Поняла.
— Если все получится, как надо, Марк Соломонович, это адвокат отца, составит ходатайства по всем требованиям. Чтобы передать запись в суд. Сделать это лучше во время заседания сразу после того, как тебя допросят.
— Чтобы застать их врасплох?
— И поэтому тоже. На допросе тебя изрядно помучает Преображенский. Он — та еще сволочь и казуист. Каждое твое слово постарается вывернуть наизнанку. Но через это придется пройти. Я скажу, чтобы Марк Соломонович рассказал тебе, как все будет происходить, какие примерно вопросы тебе будут задавать, как лучше отвечать, чтобы ты хотя бы имела представление, что будет. Ну и как-то морально подготовилась, что ли.
— И что потом? После того, как передадим запись?
— Думаю, что заседание перенесут. Скорее всего, его будут переносить не раз. Это дело долгое. Леонтьевы будут требовать экспертизу подлинности, оспаривать… Тут всё, опять же, зависит оттого, что будет у нас за запись…
— То есть самое сложное — это сделать так, чтобы Вика разговорилась?
— Ну да, по сути, да. Но она глупа и болтлива. Так что самое сложное не такое уж и сложное.
— Кому как.
— Ну я же подучу тебя, как манипулировать, — подмигиваю я Лене.
— Послушай, а как же твой отец? — вспоминает вдруг она. — Леонтьев же после заседания поймет, что ты его обманул и тогда…
— Поймет… С отцом я разберусь позже, — пожимаю плечами.
— То есть… ты… Ты же рискуешь всем? Всё, что ты делал ради папы, всё, что готовил, будет насмарку?
— Ну, надеюсь, не всё. Лен, давай об этом я сам потом подумаю. Сейчас нам важно…
Но Лена расчувствовалась и не дает закончить.
— Я не могу так… в смысле, не это хочу сказать… я… у меня просто слов нет… — бормочет она, глядя на меня теперь как на икону. — Ты собой и папой своим жертвуешь… ради нас… Ты…
— Лен, — вздыхаю я. — Я ведь тебе говорил, что всегда выберу тебя.
— Спасибо, — шепчет она, поднимает мои руки к лицу и прижимается к ним щекой.
— Ну ты что, Леночка?
— Я люблю тебя.
— И я тебя люблю, — притягиваю ее к себе. И ловлю себя на мысли: вот он чистый кайф. Когда ничто не тяготит, не висит камнем на душе. Когда тебе верят безоглядно. И любят, несмотря ни на что.
Весь день мы обсуждаем подробности, обговариваем разные варианты, даже разыгрываем что-то вроде сценки. Обедаем, ужинаем, опять возвращаемся к обсуждению. В какой-то момент прерываемся на поцелуй и заканчиваем в постели.