Это моя школа
Шрифт:
Следующий урок был арифметика. В классе решали задачи. Но ни на этом уроке, ни на остальных Катя не переставала думать об Ане. «С такой, как ты, ни одного дня дружить нельзя». И как это она могла сказать Ане такие обидные слова? Ане, наверно, и вчера уже было плохо. Она ведь говорила, что у нее голова болит. И недаром она так плакала, так плакала…
Катя потихоньку вытирала глаза платком, а Наташа чуть слышно шептала ей:
— Катя, ну Катя, ты чего? Не надо, Катя!
Дюймовочка
На
«Ночью отвезли! — с тревогой подумала Катя. — Кто отвез? Почему ночью?»
Ей представилась машина скорой помощи. Машина вихрем мчится по улице, тревожно завывая. Кругом огни, огни — красные, желтые, зеленые. Автомобили выстроились в ряд, ждут светофора, а «скорой помощи» всюду дают дорогу, потому что внутри машины, на носилках, лежит больная девочка. И Катя поняла: теперь ее с Аней разлучила не какая-то глупая ссора, а долгая — может быть, опасная — болезнь, от которой в классе так тревожно пахнет дезинфекцией…
В этот день Катя была невнимательна на уроках, и Людмила Федоровна несколько раз сделала ей замечание и даже назвала ее не Катей, а Снегиревой.
Из школы Катя вышла вместе с Наташей Олениной. Можно было подумать, что неожиданно наступил вечер — так сильно вдруг потемнело. Тяжелые, низко нависшие тучи заволокли все небо. Девочки не успели даже перейти улицу, как брызнул дождь. Они забежали в ворота соседнего дома, и в ту же минуту с шумом разразился ливень. Сразу стало холодно. Ветер порывами загонял под ворота беловатые столбы водяных брызг, пробирался в рукава, за воротник, леденил щеки.
Наташа жалась к стенке, стараясь укрыться от дождя и ветра, а Катя стояла у самого выхода на улицу, не замечая, что шумный ручей, выбегающий со двора, подмачивает ее башмаки, а водяные брызги усыпают мелким бисером лицо, волосы и пальтишко.
— Катя, Катенька, ну не надо! — жалобно говорила Наташа, и голос ее даже дрожал от сочувствия. — Я ведь понимаю — это ты все из-за Ани расстраиваешься…
Катя, не отвечая, кивнула головой.
— Ну вот! А «Я ж тебе говорю, что в больнице совсем не страшно. Уж я-то знаю — больше месяца лежала. Мне даже весело было. Не веришь? Ну, честное пионерское!
— Да нет, я верю, — хмуро ответила Катя. — Но если бы только мы с ней раньше не поссорились!.. Ну вот, подумай сама: она уж больная была, а я ей сказала, что она плохая, что с ней дружить нельзя. Она и сейчас, наверно, думает, что я ее своей подругой не считаю…
От огорчения и досады на себя Катя даже сморщилась, зажмурила глаза и изо всех сил ударила себя по ноге
— Хоть бы еще одно словечко ей сказать… Дура я, дура! Даже письмо не догадалась передать, пока ее не увезли!
— А письмо можно послать и в больницу, — сказала Наташа успокоительно, уверенным тоном опытного человека. — И не только письмо — там, знаешь, два раза в неделю передачи принимают.
Катя с удивлением посмотрела на подругу:
— А разве письма в больницу носят?
— Конечно, — усмехнулась Наташа. — Надо будет только узнать, в каком корпусе и в какой палате она лежит, и написать на конверте.
Катя схватила Наташу за руку.
— Ох, Наташа! Да это же замечательно! — закричала она. — Мы потом пошлем ей большую передачу от всего класса. Я знаю: все захотят! А пока просто письмо — по почте, да? Только вот что бы такое ей еще послать, кроме письма? Такое, чтобы в конверте поместилось?
Девочки задумались.
— Может быть, моточек шелку, иголочку и несколько красивеньких-красивеньких лоскутков? — спросила Катя. — Это подходит, а?
— Нет, — сказала Наташа, покачав головой. — Шить ей не скоро позволят.
— Может быть, записную книжечку и карандашик? Бывают такие маленькие, тоненькие карандаши…
— Нет, и писать ей пока не позволят.
— Тогда я не знаю…
— А я знаю! — вдруг весело сказала Наташа. — Пошлем ей мою Дюймовочку! Если взять конверт побольше, она в нем поместится.
Катя пристально посмотрела на подругу:
— Твою Дюймовочку?
— Ну да, а что? Она у меня привыкла к больнице. Пусть теперь поживет в Аниной палате. Ведь в сказке Дюймовочка тоже все время путешествовала. И помнишь, как она вылечила ласточку?
Катя покачала головой.
— Я давно читала, — ответила она.
— И неужели совсем позабыла? Ну, помнишь, все ласточки улетели в теплые края, а одна ласточка не могла лететь и осталась. Дюймовочка за ней ухаживала, сплела для нее коврик из травы, кормила ее потихоньку… А потом ласточка выздоровела и тоже полетела к своим. Вот пусть и моя Дюймовочка ухаживает за Аней в больнице. Только не знаю, отпустят ли после скарлатины Дюймовочку домой. Ну да ладно, пусть она в больнице останется, если уж она у меня такая больничная кукла.
В небе показался голубой островок. Он становился все шире, шире, и вот уже дождь прошел, выглянуло солнце, и оставшиеся кое-где тучи осветились изнутри, словно у темных туч была светлая подкладка.
Перепрыгивая через лужи, девочки снова пустились в путь. Им сразу стало тепло и весело.
Держась крепко за руки, прошли они через шумную Арбатскую площадь в скверик у станции метро. Сквер был весь устлан живым ковром из розовых, синих и желтых цветов. Посреди небольшого бассейна стоял бронзовый голый мальчик, похожий на арапчонка. Казалось, что он изо всех сил старается удержать в руках бронзовую рыбу. Из зубастого рыбьего рта высоко и шумно бьет упругая водяная струя.