Это моя земля!
Шрифт:
На КПП нас действительно ждут: едва наш ползущий со скоростью призовой черепахи «Хантер» поравнялся со стоящей на постаменте перед центральными воротами БМП, как на плоской крыше караульного помещения появилось сразу четверо бойцов и заняли позиции за выложенными из мешков с песком или землей брустверами. Лиц за забралами таких же, как и у нас, ЗШ не видно. Но по фигурам и повадкам – сильно сомневаюсь я, что это срочники. Или «контрабасы», или даже офицеры. Впрочем, думается мне, что сейчас в части и тех и других намного больше, чем солдатиков-призывников. Те почти наверняка по домам двинули. Вряд ли тут ситуация сильно отличается от того, что в Таманской и Кантемировской дивизиях
– Кто такие? – глуховато, но вполне громко и отчетливо доносится до нас из-под опущенного забрала шлема.
Я сначала было тянусь к микрофону СГУ, но, буквально мгновение подумав, открываю дверь и, высунувшись по грудь на улицу, так же громко рапортую в ответ:
– Посадский ОМОН, прибыли к полковнику Раченкову! Нас должны ждать!
Вместо ответа говоривший с нами вэвэшник лишь согласно кивает и, перегнувшись через невысокий кирпичный парапет крыши, дает отмашку кому-то внизу. Темно-зеленые ворота с крупной овальной эмблемой внутренних войск и «белым попугаем» [6] на черном треугольном щите начинают неторопливо отползать в сторону по зубастой рельсе направляющей, пропуская нас на территорию.
6
Эмблема Московского округа внутренних войск МВД – стилизованное изображение белого сокола на черном треугольном щите. Между своими эту «птичку» военнослужащие в шутку называют «белым попугаем».
– Еще раз, парни: ведем себя дружелюбно, но бдительности не теряем…
– Не учи отца, Борь, – хмыкает Солоха.
– Да это я так – для проформы. Чисто на всякий пожарный.
– Угу, – практически хором ответили мне сразу три голоса. Ага, такой вот у меня «стереозвук»…
– Машину на мойку сперва. Нечего по территории эту дрянь растаскивать, – вместо «здравствуйте» с ходу начинает отдавать указания разговаривавший со мной дюжий майор, уже спустившийся с крыши КПП (теперь его звание известно – защитного цвета звезда на погоне из-под плечевой лямки бронежилета видна отчетливо).
– Ну, извини, братское сердце, не мы этот могильник на подъезде устрои…
Майор бросил на меня настолько хмурый и тяжелый взгляд, что я осекся на полуслове. Ну да, учитывая ночные события, они тут вряд ли к шуткам сильно расположены. Скорее – строго наоборот.
– Куда отогнать?
– Сразу после нашей будки – налево, между стеной и вот этим зданием…
– Понял, к старой штабной курилке.
Теперь майор смотрит уже удивленно.
– Служил я тут, – развожу руками в ответ. – Давно. Как раз в те времена, когда штаб еще тут был. А в нынешнем штабе – учебный корпус.
– А, так вот откуда ты Рача знаешь…
– Еще лейтенантом застал.
– Понятно… Ну тогда заезжай на мойку, – майор коротко машет рукой себе за спину, в ту сторону, где лет пятнадцать назад стояла беседка-курилка, – сполоснем твой «пепелац».
– Слушай, а с чего это почти все покойники так далеко от ворот лежат? Вы их как вообще отстреливали? Тут же прямой видимости вообще нет, дома все закрывают.
– У-у-у… – тянет он, – тут вообще все странно. Их туда сами мертвяки оттаскивают.
– В каком смысле? – сперва не понял я.
– В самом прямом, они ж друг друга не трогают, только пока ходят. Стоит кому окончательно боты закусить, остальные его через несколько минут точить начнут, только кости захрустят…
– Это видел. И что?
– Так мы просто, когда вонь прямо перед воротами достала, перестали отстреливать этих, которые пошустрее, если они труп за дома тянут. Вот они их всех и перетаскали понемногу. И «утилизировали». Розами, конечно, пахнуть не стало, но было уже вполне терпимо.
– Блин, парни, рискуете. Они ж, отожравшись, шустрее становятся.
– Не-э-э, это они если живого… ну, в смысле, обычного человеческого мяса нажрутся – натуральные «Чужой против Хищника» и резкие, как понос, а которые своих, мертвяков, едят – так… Нет, в чистом поле я с ним «раз на раз» сходиться не стал бы, но вот через забор перепрыгнуть им силенок и мозгов точно не хватит. Так что – нормально, управимся, если нужно будет.
– Ну, не знаю, глядите – вам жить.
Оставив старшим рачительного и хозяйственного Солоху, давно самозахватом занявшего в нашей группе пост внештатного старшины, присматривать и руководить процессом приведения УАЗа в божеский вид, а парней – ему в подчинение, отправляюсь в сторону штаба, где и ждет меня мой бывший взводный Леха Раченков. Который, в отличие от меня, раздолбая, успел сделать за прошедшие годы вполне внушающую уважение карьеру.
– …Вот такая у нас петрушка и приключилась, Борисян Михалыч, – тяжко вздыхает Раченков, заканчивая свой короткий, но весьма экспрессивный и наполненный настоящими шедеврами матерной словесности рассказ. – Проглядели, мля, под самым носом… И ведь даже Грушин, уж на что волк стреляный, и то – опасность почуял, а вот откуда ждать – не угадал. Только зря на горцев собак спустил, получается. Честно говоря, я б и не подумал никогда… Вот от кого-кого, а от них – вообще не ожидал. Скажи, ты бы заподозрил?
Мы с Алексеем неспешно идем по оправляющейся после ночного побоища базе Софринской бригады. Сказать, что вокруг нас разгром, – почти ничего не сказать. Штабной корпус больше похож на какой-нибудь дом Павлова в Сталинграде: ни одного целого окна; сайдинг, закрывающий кирпичные стены, весь побит и расщеплен пулями; над несколькими окнами вверх тянутся жирные черные мазки копоти – в комнатах что-то горело. Возле столовой, прямо на газоне и асфальте строевого плаца, стоят сразу десяток чадящих дымом полевых кухонь, к которым тянутся от палаточного городка, расположившегося на футбольном поле за штабом, длинные очереди гражданских с котелками и мисками. Здание столовой уже и на здание-то не похоже: так, выгоревшая изнутри кирпичная коробка с осколками почти черного закопченного стекла вместо огромных, во всю стену, витринных окон, и провалившейся крышей. Пожар явно залили водой при помощи стоящих тут же, неподалеку, двух стареньких пожарных красно-белых ЗиЛов, но так, не до конца, лишь бы основное пламя сбить. Внутри бывшей бригадной столовки до сих пор что-то тлеет, потрескивает от жара, дымит и, наверное, пованивает. Наверное – потому что запах пожара едва пробивается сквозь вонь горелого мяса. Армагеддон какой-то, фантасмагория.
– Я? Запросто. Но тут есть важный момент: я в самом начале девяностых, когда Союз рухнул, как раз именно в Душанбе жил. И очень хорошо запомнил, как эти люди могут буквально за одну ночь «переобуться». Еще вчера вежливо улыбались, а назавтра будут в твою дверь с ножами и топорами ломиться. Так что у меня это, считай, личная паранойя. Не доверяю я им: ни таджикам, ни казахам, ни узбекам.
– Да ладно тебе, не все ж такие…
– Не все, согласен. Есть совершенно другие. Сам одного знаю: образованнейший и приятнейший во всех отношениях дядька. И вся семья у него такая же. Только семья эта уже которое десятилетие в Москве живет, отец его при Союзе по дипломатической линии трудился: полпредом то ли в Ливии, то ли в Сирии был… Только таких мало. А в основном – всякий сброд полудикий из аулов и кишлаков.