Это называется зарей

Роблес Эмманюэль

— Ну и денек, — проворчал он, машинально положив руку на рычаг скорости.

И это еще не конец. Конца никогда не будет. Никогда. Ему надо навестить Магду. Выйдя из машины, он потер затылок и направился домой.

Как всегда по вечерам, требовалось приготовить маленькую мизансцену: разобрать постель, смять простыни, раскрошить на кухне хлеб, короче, все устроить так, чтобы Дельфина продолжала думать, будто он проводит ночи у себя дома. Он сказал ей, что перестал ужинать, довольствуясь каким-нибудь бутербродом, чтобы избежать бессонницы. Главная трудность заключалась в том, чтобы придать постели видимость естественного беспорядка. Верила ли ему Дельфина? В ее маленьких хитрых глазках вспыхивал иногда такой лукавый блеск, что ему становилось не по себе.

А Клара уже, наверное, ждет его. Ему казалось, будто он не видел ее целую вечность. Валерио спустился к себе в кабинет. Дождь барабанил по ставням. Письма Анджелы остались лежать на письменном столе; задумчиво глянув в ту сторону, он так и не притронулся к ним. За день мысли его несколько раз возвращались к Анджеле. Отпираться бесполезно: он все еще был привязан к ней. Ему нравились ее нежность,

ее мягкость. Она занимала определенный уголок в его сердце, откуда не могла исчезнуть, не причинив боли. Без нее вся его жизнь пошатнется. И тут он почувствовал страх, отзывавшийся в его душе далеким взрывом всякий раз, как он мысленно представлял себе ее горе, если она узнает о его связи с Кларой. «Если Клара решится поехать в Неаполь, ответить Анджеле будет легко». Усталость незаметно продолжала давить ему на плечи и поясницу. На обложку медицинского журнала, покружив сначала вокруг лампы, уселось какое-то насекомое. У него были короткие мохнатые усики, а длинные тонкие лапки дрожали. Внезапно насекомое улетело. Валерио взял журнал. Это был старый номер шестимесячной давности, в котором он опубликовал с десяток страниц о погребальных обычаях сардинских крестьян. Заставить Анджелу страдать — это все равно что зарезать ее, во всяком случае не менее чудовищно. Ему почудилось, будто в спину его вонзились чьи-то когти. Погребальные обычаи сардинских крестьян… Он бросил журнал в корзину для мусора. Ощущение опасности, засевшее у него в сознании во время визита к Гордзоне, медленно пробуждалось, приводя его в отчаяние. Торопливо поднявшись к себе в спальню, он взглянул на смятые простыни. Каждое утро он приносил от Клары свою пижаму и небрежно бросал ее в ванной. Неужели Дельфина ни о чем не догадывается? А может, она презрительно улыбалась при виде этой жалкой комедии? Как это проверить?.. Он снова спустился в кабинет. Его счастье похоже на игру-головоломку, фигурами которой, ее неотъемлемыми частями были Анджела и Клара. Сравнение показалось ему вульгарным и лишь усилило его раздражение. «Когда-нибудь Анджела все узнает». Ему представилось, что замкнутый круг, в котором он очутился, сужается. «Он сделал мне больно! О, он сделал мне так больно!» Выключив лампу, Валерио резко захлопнул дверь и вышел в коридор. И в этот момент услыхал, что кто-то его зовет, к удивлению своему, он узнал голос Пьетро.

— Опять ты?

— Опять я. Уж извините.

— Входи скорее. Да ты, я вижу, весь промок!

— Дождь льет как из ведра, уму непостижимо!

Отряхнувшись, Пьетро снял свою фуражку защитного цвета и стал вертеть ее на вытянутой руке. Он запыхался, изо рта его шел пар.

— В чем дело? — нетерпеливо спросил Валерио. — Опять Сандро тебя прислал?

— Да. Точно так. Он у меня. С Магдой.

— Что ты такое несешь?

Крепко схватив Пьетро за плечо, Валерио потащил его в свой кабинет. Не переставая сопеть, Пьетро покорно последовал за ним. Несколько секунд он с изумлением смотрел на перекошенное лицо Валерио, его сузившиеся от гнева глаза.

— Ты будешь говорить или нет?

— Так вот, доктор. В пять часов я, как обычно, зашел к Сандро узнать, не надо ли ему чего. У двери стоял небольшой грузовик. «Дело дрянь», — подумал я. И точно: в доме, вижу, ругаются Сандро и новый сторож. Новый сторож приехал из Иглесиас вместе с женой и четырьмя ребятишками. Сандро хотел выкинуть этого типа вон. Он совсем потерял голову. А тот со своей ребятней не хотел уходить. Он же не виноват во всей этой истории. Такой же несчастный пес! Обрадовался, что нашел работу. Бросил все в Иглесиас и приехал. Он умирал от усталости — еще бы, рулил целый день! — и вовсе не собирался уходить. Он хотел остаться вместе со своими ребятишками и пожитками. И все твердил: «Куда мне, по-твоему, идти? Куда мне, по-твоему, идти?» Они вот-вот готовы были наброситься друг на друга. Вы ведь еще с Африки знаете Сандро. Удар у него крепкий. Я предложил свою квартиру, две комнаты. Сказал, что поживу пока у сестры. Тип из Иглесиас заявил, что хочет остаться там, что у него документы. Ребятишки плакали. Жена его тоже. Дело не ладилось, я видел, что у Сандро в лице не осталось ни кровинки, руки его как-то странно сжимались и разжимались. Потом его позвала Магда. Они поговорили о чем-то совсем недолго, и он согласился поехать ко мне.

Пьетро умолк, смешно двигая челюстями, словно пытаясь поймать слюну. Он был очень возбужден, от его шинели пахло мокрой шерстью.

— Потом мы перевезли Магду на грузовичке ко мне.

— Как же так!

— А что было делать? Пришлось решиться. Магда хотела уехать отсюда. Мы укутали ее в одеяла и уложили на матрас. Я сам потихоньку вел машину до самого моего дома. Потом позвал сестру, чтобы она помогла нам устроить Магду.

— Ну и дела! — проворчал Валерио.

— Э-э! — вздохнул Пьетро. — Другого ничего не оставалось, иначе эти придурки накинулись бы друг на друга, и, думается, Сандро недолго обходился бы голыми руками. Он все время бегал от того типа к шкафу и обратно. Завтра я перевезу оставшиеся вещи.

— А Магда?

— Она была на высоте. Девочка что надо!

— Пойду навещу ее.

Пока Валерио все с тем же раздраженным видом собирал свою сумку, Пьетро отважился спросить:

— Нельзя ли спасти ее?

— Оставь! — отрезал Валерио, резко махнув рукой.

— Уму непостижимо, это в наше-то время, когда изобретают немыслимые машины и вообще кучу всяких вещей на удивление самому Господу Богу, нельзя спасти красивую девочку двадцати пяти лет от роду!

— Пошли, — хмуро сказал Валерио.

— Да и Господь Бог, раз уж мы о нем заговорили, — продолжал Пьетро уже на улице, пока доктор возился с замком, а дождь хлестал их, — и Господь Бог, говорю, мог бы поубавить хоть немного несчастий, а? Хотя бы Магде и Сандро! Они ведь никогда никому не делали вреда!

Валерио украдкой взглянул на него. Он знал историю Пьетро. В сорок четвертом году в Неаполе как-то в субботу вечером он пошел на танцы со своей невестой. В зал ввалились

австралийские рейнджеры, стали приставать к девушкам и дубасить мужчин, которые надумали сопротивляться. Пьетро отбивался, как дикий зверь. Но его все-таки уложили ударом в висок, от которого остался этот шрам. Позже невеста отказалась встречаться с ним. Ей было стыдно. А Пьетро вернулся на Сардинию, где вот уже пять лет ведет странное и жалкое существование. Грузовики с шахты возвращались из Кальяри, они блестели под дождем. Пьетро обитал возле казармы карабинеров. Они как раз пересекали виа Реджина-Элена, когда появился торговец газетами. Его сморщенное лицо под капюшоном напоминало старую обезьянью морду. Хриплым голосом он выкрикивал названия и заголовки ежедневных газет, доставленных почтовым самолетом.

Manifestazioni in Egitto contro l’Jnghilterra!.. Terribili combattimenti in Corea!.. [14]

— Видно, так всю жизнь и промучаемся! — заметил Пьетро.

VI

Когда час спустя Валерио садами пробирался к Кларе, по-прежнему лил дождь. Он тяжело шагнул в дом, скованный в движениях промокшим пальто. Клара бросилась помогать ему раздеваться. На ней был серый халат с красной каемкой, вырез на груди подчеркивал линии ее тонкой, белой шеи. Наклонившись, Валерио приник долгим поцелуем к ее груди, а она тем временем гладила его волосы. Но как только они очутились в гостиной, она сразу заметила сухой блеск его глаз и осунувшееся лицо.

14

Демонстрация в Египте против Англии!.. Жестокое сражение в Корее!.. ( итал.)

— Мы скоро пойдем спать, дорогой, — сказала она сочувственно. — Ты совсем измотан.

— Да, просто выдохся! — согласился Валерио и лег на диван. Находившийся сзади аквариум был освещен и отбрасывал на край потолка светлое пятно, которое бороздили движущиеся тени.

— Сейчас вернусь, полежи! — сказала Клара.

Как только она ушла, Валерио закрыл глаза. В комнате было тепло. Он вслушивался в шум дождя, стучавшего по ставням. Из комнаты Марии Торелли до него доносилась тихая, печальная музыка. Страшный секрет теснил ему грудь. Магда обречена. У него было такое чувство, будто он долго бежал и внезапно уперся в высокую, глухую, неодолимую стену. В ушах раздавался назойливый скрежет механической пилы. Перед глазами вставала Магда, такой, какой он только что оставил ее: прерывистое дыхание, покрытый потом лоб, остановившиеся зрачки, она замерла с выражением ужаса в глазах, словно догадывалась о незаметном, медленном, но неумолимом приближении призрака, от которого никто на земле не мог ее защитить. «Сердце начинает сдавать. Она пропала!» — подумал Валерио. И снова повернулся. Крохотные розовые звездочки плясали у него под веками. В такой поздний час Мария Торелли могла бы выключить свой приемник! Выпрямившись рывком, он сел на край дивана. Клара ходила из кухни в столовую и обратно. Ему захотелось позвать ее. Захотелось сказать это слово: Клара! На кресле лежал открытый каталог мод. Упершись локтями в колени, Валерио ждал, когда схлынет душившая его волна. Этот мерзавец Гордзоне посмеялся над ним. Забыл сказать, что у нового сторожа целая орава ребятишек. Хороша шутка! Он не прогонял Сандро. Из добрых чувств… «Сволочь!» Внезапно им овладело желание выйти из дома и шагать под дождем. Разве можно забыть лицо Сандро! И ту боль, которую он старался скрыть! За стенкой Клара уронила какую-то кухонную утварь, отозвавшуюся тремя нотами. Тоскливый, промозглый туман пронизывал теперь его насквозь и, медленно сгущаясь, превращался в тяжкую, невыносимую тревогу. Валерио встал.

— Иди сюда! — радостно позвала его Клара. Но при виде его помрачневшего лица застыла, с беспокойством глядя на него.

— Дорогой, тебе нехорошо?

— Тяжелый день… Я едва держусь на ногах.

Он опустился на стул.

— Тебе нужно хорошенько выспаться, — сказала она. — Мы быстро поужинаем, и ты сможешь, наконец, отдохнуть.

— Не думаю, — ответил Валерио. — Мне надо вернуться домой. За мной наверняка придут…

— Магда? — с испугом спросила она.

Он кивнул головой и похлопал ее по руке. Дождь на улице забарабанил еще сильнее. Под натиском ветра трещали ветви эвкалиптов. Валерио прислушивался к нарастающей буре. Ему чудилось, будто слетелись огромные птицы и будто они с протяжными зловещими криками царапают стены дома, бьют в ставни. Он смутно помнил, что собирался спросить Клару о чем-то срочном и важном, но чтобы выговорить это, понадобилось бы сначала приподнять тяжелую свинцовую крышку, давившую ему на голову и плечи. Он отказался от этой мысли, и ужин прошел почти при полном молчании. Но под конец Валерио привлек все-таки Клару к себе на колени и крепко обнял. Она была слегка подкрашена, ее красные, блестящие губы нежно улыбались ему, приоткрывая узкую полоску зубов. Взгляд у нее был какой-то странный, и он понял, что она принадлежит ему безраздельно, вся без остатка, что в мыслях у нее в эту минуту нет ничего другого, что он живет в ней реальнее, чем будущий ребенок, и внезапно им овладел неистовый восторг. Он самозабвенно поцеловал Клару в шею и, чувствуя, как ее теплое тело вздрагивает, отдаваясь ему, укусил ее. Рука его скользнула под платье, коснулась глубокой, горячей складки между ног, затем поднялась к шелковистому животу, такому живому и трепетному. Она вскрикнула — этот едва слышный крик напоминал тихий, нежный крик птицы — и, в свою очередь, стала целовать его, ее торопливые, горячие поцелуи покрывали его лоб, щеки, губы. Совсем рядом он видел ее прекрасное лицо, отмеченное печатью нездешнего, таинственного упоения. Чудо каждый раз повторялось снова и снова. Это ласковое, очаровательное и нежное создание поистине обладало даром творить чудеса. Она растворялась в нем, отрывая его от земли и наполняя его душу нелепой, безумной гордыней; в такие минуты он верил, что никогда не умрет.