Это называется зарей
Шрифт:
— Я? — воскликнул Валерио.
— Ну да. Гордзоне уже говорил об этом своей жене. Несколько дней назад вы приходили к нему и предупредили: если Магда умрет, Сандро готов убить его.
— Ничего подобного я не говорил.
— Вот как? — молвил Фазаро, с удивлением взглянув на него. — Но это же очень важно! Надо занести это в дело! Я как раз собирался задать вам этот вопрос. Это очень важно.
— Я просто предупредил Гордзоне…
— Подождите, прошу вас. Я запишу это, если позволите.
Казалось, его крайне заинтересовало это обстоятельство, Валерио же почувствовал, что нервы его сдают.
— Итак,
— Я утверждаю, что не говорил Гордзоне о намерении Сандро убить его.
Голос его был твердым, в нем слышалась некоторая доля возмущения. В действительности же Валерио охватила легкая паника. Он изо всех сил старался справиться с собой.
— Когда это было?
— О… Думаю, 17 марта. Да, 17 марта. Это был день моего посещения приюта. Я точно помню.
— Утром?
— Да, около одиннадцати часов.
— Вы заходили к Гордзоне по его просьбе?
— Мне надо было поговорить с ним о намерении горнорудной компании приобрести «Палермо», с тем чтобы переоборудовать его в больницу.
— Гордзоне собирался выселить Сандро из дома, который тот занимал в его поместье, это так?
— Да. Он решил, что новый сторож займет одну из комнат дома, а Сандро с Магдой останутся в другой. Но это оказалось невозможно. У нового сторожа большое семейство, да и Сандро был уже на пределе. Я застал его в состоянии крайнего возбуждения и потому предостерег Гордзоне.
— Вы действительно ничего не говорили Гордзоне об угрозах, которые будто бы исходили от Сандро?
— Нет.
— Вы в этом уверены, доктор?
— Да.
Фазаро застрочил пером по широкому листу бумаги, и Валерио воспользовался этой передышкой, чтобы справиться немного со своим волнением. В окно он видел здание таможни, а чуть подальше — пост карабинеров с развевающимся по ветру флагом. По небу с головокружительной быстротой пронеслась какая-то птица.
— Так, так, — прошептал Фазаро, став теперь совершенно серьезным. — Вы просто-напросто предупредили Гордзоне об опасности.
Он вертел между пальцами авторучку, о чем-то задумавшись. Валерио ждал, тихонько потирая руки. Горячая волна внезапно захлестнула его от поясницы до самого затылка.
— Что вы в точности ему сказали? — настаивал Фазаро.
Валерио устало взглянул на него.
— Когда я попросил его проявить сострадание к Сандро и Магде, Гордзоне ответил, на мой взгляд, немного насмешливо, что призыв к его добрым чувствам обычно не остается без ответа. На это я возразил, что в противном случае мне пришлось бы обратиться к его инстинкту самосохранения.
— И все?
— Конечно.
Фазаро медленно провел рукой по волосам.
— Вы уверены, доктор, что не истолковали на свой лад угрозы, которые высказал Сандро в вашем присутствии?
— Разумеется.
— Вы в этом абсолютно уверены?
— Конечно. А почему вы так настаиваете?
— Да нет. Просто… То возбуждение, о котором вы мне сейчас рассказывали, могло ведь вылиться в серьезные слова, намерения, не так ли?
— Ничего подобного не было.
— Ладно. Я присоединю к делу ваши показания. Мы еще увидимся. Вы можете подписать это, когда пожелаете.
— Ну разумеется…
И в этот момент раздался телефонный звонок, заставивший Валерио вздрогнуть. Фазаро сразу снял трубку. Он внимательно
Но что же все-таки делал полицейский за его спиной? Он собирался обернуться и вдруг заметил, что, слушая то, что ему говорили по телефону, Фазаро не спускал с него глаз, тогда что-то сжалось у него внутри, на грудь внезапно навалилась ледяная глыба. Фазаро пристально смотрел на него, а таинственный, неутомимый голос продолжал журчать.
— А, хорошо… Хорошо… — говорил иногда инспектор.
И тут длинная спираль с невероятной быстротой начала раскручиваться в мозгу Валерио, мешая образы Сандро, Дельфины, Клары с обрывками фраз, которые его память глупейшим образом продолжала перемалывать, словно куски стекла, превращая их в сверкающие, больно ранящие осколки.
И все же, несмотря на охватившее его смятение, какая-то часть его существа оставалась начеку, подобно зверю в засаде, выдающему свою настороженность подрагиванием усиков и незаметным, едва уловимым трепетом.
— Хорошо… Хорошо… Да, — говорил инспектор.
Он отвел взгляд, однако — хотя это, может, только показалось? — Валерио почудилось, будто он насмешливо улыбается. То была всего лишь складка в уголке губ, мимолетный знак, словно ирония, едва коснувшись его лица, не оставила на нем следа. Но Валерио инстинктивно почувствовал себя в опасности. Снежные вихри захлестнули его и без того заледеневшую душу. Он вздрогнул. Во дворе послышались голоса. «Они, возможно, ничего не знают. Главное, не терять головы». Он чувствовал за своей спиной присутствие другого полицейского. «Это он меня разволновал. Они, возможно, ничего не знают. Однако следует быть осторожным».
— Пока! — сказал инспектор, вешая трубку. Затем встал, потирая руки.
— Итак, доктор… На чем же мы остановились? Ах, да… Я благодарю вас за ваше заключение и… что же еще? А-а! Вы зайдете еще ко мне, чтобы подписать ваши показания. Я должен отдать дело сегодня после обеда. И вот еще что: тело Гордзоне забрала семья. Вы полагаете, можно выдать разрешение на его захоронение?
Когда он произносил последние фразы, в больших глазах Фазаро, в его прекрасных женских глазах вспыхнули серые, мертвящие блики, мрачный, похоронный свет.