Это не измена
Шрифт:
Как назло в этот самый момент из дальней комнаты я слышу долгий, протяжный стон. Женский. А потом смех. Тоже женский. Который я уже слышала. Алёнин…
— …Не знаю, как буду без этого обходиться, — с придыханием произносит Олег, который ставит точку в реплике смачным поцелуем.
— Да брось. Прекрати…
Снова смех. Я иду, как в бреду. Себя не чувствую, мир вокруг тем более. Как будто угодила в густое желе, наполненное острыми иглами. Только вредят они не снаружи, а внутри. Каждый шаг — укол сродни ране от ножа. Внешне я та же, разве что руки трясутся, но по факту от меня будто ничего не осталось, а сейчас
Как обожгло. Резко закрываю рот рукой, чтобы не заорать, а очень хочется. Олег сидит, прижавшись спиной к кровати, сверху на нем голая Алена. Он ее гладит. Смотрит в глаза. Не уходит. Он — рядом.
Я не могу дышать. Черт возьми, как же это все-таки больно. Сердце мое бедное колотится медленно, вязко, и каждый удар расходится по телу волнами сжигающего огня, который мешает кислороду расправить легкие. Да и что расправлять, если их уже сожгли?!
Хочу уйти. Мне нужно на воздух! Срочно! Но тут я слышу разговор, от которого внезапно останавливаюсь. Потому что они говорят обо мне. Потому что они говорят даже не обо мне, а о том, чего я не ожидала услышать ни за что в жизни…
— Два года осталось. Два года рабства, и я буду свободен.
— Три.
— Два, маленькая моя.
— Мы не женимся сразу, после того, как ты разведешься. Это жестоко. Алисе нужно будет время, чтобы придти в себя немного. Может быть вообще подумать о переезде?
— Ален…
— Олег, я серьезно. Вдруг ее папаша не отпустит тебя просто так?!
Что? При чем здесь папа?
Подожди, Алис, вот сейчас ты все узнаешь…
— Я женился, как он хотел, но мы договорились. Пять лет — и все.
— Вы уже договаривались, Елагин. Ты должен был с ней просто встречаться, а он заставил тебя жениться!
— Я сам сглупил. Не надо было с ней спать…
— Это точно, спасибо! Андрею руки бы оборвать! А лучше Сереже! Какого хрена он поперлся в тот дом с битами?! Если бы не он…
— Ален, уже нет смысла во всем этом копаться. Что было, то было. Я Алису не люблю и никогда ее не любил, но мне ее жалко. Закончим все тихо, она пострадает немного, а потом заживет дальше.
— Ты уверен?
— Да. Алиса легкая. Она…
Я больше ничего не слышу — пульс и такой сильный-сильный звон в ушах застилает происходящее. Все вокруг чернеет, а потом становится ярче. Чернеет и снова становится ярче. Будто вторит моему сердцу, пока ноги подгибаются в коленках. Дрожат. Я даже не уверена, что смогу описать это чувство правильно, но уверена в том, что в этот момент все изменилось навсегда. Необратимо. Я изменилась необратимо — будто какая-то часть меня сгорела и осыпалась пеплом на полу этого номера, и ничего уже не будет, как прежде.
— Что это было?!
Слышу отдаленно громкий возглас Алены, но не понимаю. О чем она? Я не понимаю. Опускаю глаза, как в бреду и только через пару мучительно долгих секунд вижу, что стою в осколках вазы. И вообще стою у стены. Когда я успела тут оказаться? Я не помню.
А потом дверь спальни рывком открывается, и я сталкиваюсь взглядом с Олегом…
Олег
Я всегда буду помнить этот взгляд. Алиса стоит у самой стены, ее трясет. По щекам текут и текут слезы. Она сжимает себя руками до белых костяшек, но самое страшное по итогу то взгляд. Это взгляд ребенка, которому одновременно
— Алиса…
Только я произношу ее имя, как девчонка срывается с места и вылетает из номера. Я за ней. В таком состоянии ее оставлять не вариант вообще. Алена что-то кричит мне в след, но я ее не слышу, да и откровенно говоря мне плевать сейчас. Перед глазами стоит этот ужасный взгляд, который словно пробрался под кожу и отпечатался на моем сердце.
Твою мать!
Алиса дернула по коридору к пожарной лестнице — я снова за ней, только вот не рассчитал немного. Она в истерике, и при таком раскладе лучше не преследовать — хуже будет. Так и выходит. Алиса спотыкается на предпоследней ступеньке первого пролета и летит на пол, хорошо успевает подставить руки — инстинкт самосохранения. Но я все равно в диком ужасе, вдруг с ней что-то случилось? Подлетаю и падаю на колени рядом, тянусь, но жена отшатывается так, будто от прокаженного. Смотрит в пол. Туда же летят грады слез, оставляя на красном ковре уродливые пятна. Я слышу, как тяжело и сипло она дышит, как стучат ее зубы, вижу как по ее плечам проходит рябь…Лучше бы я сдох, чем все это, если честно. Но я здесь, и я совершенно не знаю, что мне делать. Прикасаться к ней — страшно. Говорить? И что я скажу? Прости меня? За все? Это настолько мелко и смешно, что у меня язык к небу приклеивается — я просто молчу.
— Олег!
Алена присоединяется к нам. Все это время она была незримым участником нашего брака, но теперь все на поверхности. Три угла одного треугольника рядом. Я смотрю на нее взглядом, который говорит: я не знаю, что делать. Но она тоже не знает. Алена прижимает к груди мои штаны, а Алиса медленно поднимает на нее глаза, полные жгучей ненависти. Я готов ко всему: что она на нее набросится, что попытается причинить вред как-то еще, схватив, например, декоративную вазу за своей спиной, но не к тому, что происходит дальше. Алиса резко разворачивается корпусом ко мне и пихает с такой дикой силой, что я валюсь на спину, а она…она снова сбегает.
Твою мать!
— Олег, штаны!
Алена кидает мне мягкие, серые спортивки, которые я натягиваю по пути, вылетаю из здания босым. На улице идет дождь стеной — ничего не видно, а главное, что Алисы и след простыл. Твою мать-твою мать-твою мать!!! Если с ней что-то случится, мне не просто головы не сносить, я себя никогда в жизни не прощу! Поэтому я озираюсь, как дурак, а потом бегу в сторону парковки. Только вот проблема, здесь не просто нет Алисы, здесь нет и ее машины. Успела уехать?! Это очень плохо! Только моя тачка и какая-то разбитая Киа Рио. Где Алиса?!
— Алиса?!
Ору так, что в горле першит, а в ответ только дождь. Он словно усиливается, но это скорее игра воображения. Адреналин то кипит, да и прислушиваюсь я изо всех сил — ничего. Вообще. Ни. Звука!
— Олег!
— Ее нет! Ее нигде нет! — как в бреду ору Алене, которая подбегает с моими кедами в руках.
Но мне насрать. Я озираюсь, как чокнутый. Помню, когда мелким был, мать возила нас с Серегой в Москву в зоопарк. Там был амурский тигр. Огромный такой. Яркой оранжевый. Он метался по клетке и рычал, прямо как я сейчас, в дикой, неуемной агонии.