Это не любовь
Шрифт:
Маша спала, уткнувшись в подушку, и сегодня первый раз за эти несколько недель, что они вместе, ему не хотелось утренней порции удовольствия. И нет, это не старость! Это неудобный диван. Александр неприязненно оглядел кухню. В этой квартире всё было неудобным. Абсолютно всё! И расшатанные стулья, которые скрипели под его весом, и стол, который качался, расплёскивая кофе из чашек, и кровать, в крошках и пружинах, и тот самый диван, на котором он провёл самую неудобную ночь в своей жизни.
«Как мы жили с Оксанкой в общаге? И всё удобно было, всё комфортно. Фантастика просто!», — сердито подумал он,
— Маша! — крикнул он. — Маша!
— Ну, что ты кричишь, пусечка? — на кухню, зевая и почёсываясь, вышла Маша.
— Маша! Где чистая посуда? — спокойно спросил он, сдерживая себя из последних сил.
— В шкафу…, — Маша флегматично пожала плечами и села за стол. Взяв в руки кружку с его кофе, она сделала глоток и довольно зажмурилась. — Какой вкусный кофе!
— Это был МОЙ кофе! — зло сказал Александр. — И в шкафу нет чистых тарелок!
— Ну, если нет чистых тарелок, значит помой, — Маша снова пожала плечиком и сделала шумный глоток. — Тебе жалко для меня кофе?
Александр, чувствуя, что закипает, закрыл глаза и досчитал до десяти.
— Маш…, — начал он спокойно. — Я привык, что мне готовят завтрак. Мне нравится, когда дома чисто и вкусно пахнет. Я хочу просыпаться утром и пить кофе из чистой чашки…
— Я не понимаю, что ты завёлся, Пусик? — Маша подняла на него свои небесно-голубые глаза. — Я же работаю, так же как и ты. Мы уходим с тобой вместе и приходим с тобой вместе. Так почему я должна ещё и дома работать? Хочешь чистую тарелку? Так помой её. В чем дело-то?
— Давай так…, — Александр снова вздохнул и протяжно выдохнул. — Ты сегодня останешься дома и уберёшься. Поменяй бельё, там крошки, вымой посуду и приготовь еду.
— А работа? — Маша недоумённо посмотрела на него.
— У тебя сегодня выходной! — довольно выдал Александр.
— Какой же это выходной? — она звонко рассмеялась. — Я тебе что, Золушка? Выходной — это когда отдыхают, а ты мне предлагаешь весь день батрачить? Смешной ты, Пуся. Меня всё устраивает. Я могу попить кофе и из грязной чашки. И белье я меняла недавно, даже месяц не прошёл. Так что, Пуся, за выходной спасибо, но убираться я в свой выходной не собираюсь! — она звонко чмокнула его в щёку и подтолкнула его к двери. — Иди, Пусечка, на работу, а то опоздаешь.
Сидя в своём кресле в большом кабинете, Александр впервые за эти недели почувствовал сожаление. Уходя от Оксаны, такой опостылевшей, раздражающей своей заботой и привычными хлопотами, он чувствовал себя уверенным в своём поступке. И да, ему было стыдно за то, что он наговорил ей перед уходом, но это всё терялось на фоне эйфории от свободы.
Он чувствовал огромный подъем сил, ему казалось, что он мог мир перевернуть ради Маши. И он перевернул его. Перевернул свой привычный мир!
Снял все деньги с общего счета, заблокировал счета детей, чтобы остановить автоматическое пополнение, которое настраивал специально до этого. Ну, а что? Квартиру он им купил. Большую, двухкомнатную, недалеко от университета, в хорошем районе. Он посчитал, что свою миссию выполнил. Пусть их мать содержит, если сами не могут. Честно говоря, кольнуло, остро кольнуло то, что и Максим и Маришка заблокировали
— Это виноват диван… и посудомойку купить надо, — решил он, успокоившись. Ну, в самом деле, что он взъелся на девочку с утра пораньше? И вообще, разве можно сравнить их работу в огромной компании и то, чем занималась Оксана? Да, Оксана держала дом в чистоте, и завтрак готовила, и свежую рубашку каждый день, но ведь она всего лишь учитель в музыкальном училище была. Сиди там, играй в удовольствие, не то, что Маша. Столько звонков, встреч…, столько всего запомнить! Половину её работы, конечно, он сам делал, вот, как сейчас, но ведь это не стоит того, чтобы ругаться?
Он набрал номер любимой.
— Пусечка! У меня для тебя сюрприз! — голос Маши буквально звенел от радости.
— Сюрприз — это хорошо, — счастливо выдохнул Александр. — Я люблю сюрпризы.
Глава 4. Мои друзья, это мои друзья
Оксана
— Мамочка! — Марина с визгом повисла на мне. — Как же я рада, что тебя выписали!
Я довольно выдохнула и улыбнулась.
— Я тоже рада, дочь.
Меня встречали большой компанией с цветами и шарами. Девчонки с работы, неизменная Светка, дети и несколько друзей.
— Ну, Ксань, ты даёшь! — возмущённо выпалила Ленка и крепко обняла, прижимая к своей необъятной груди. — Мы все в шоке были, когда Макс сказал, что ты здесь, — она покачала головой и вытерла глаза платком.
— Сейчас всё хорошо, — улыбнулась я подруге.
— Надо было раньше сказать, — подошёл к ним Пашка, Ленин муж.
Я чуть замялась, испытывая чувство вины.
— Не хотела тревожить, — пожала плечами.
Пашка вздохнул и тоже приобнял.
— Ты, Оксан, прежде всего наш друг. Не таилась бы… Что я, не понимаю?
— Простите…, — виновато улыбнулась я друзьям.
— Ладно уж, проехали, — Лена снова крепко обняла. — Олег и Ольга привет передали, они к детям уехали. И тоже обиделись! — грозно сказала Лена и уперла руки в бока.
— Я люблю вас, ребят, — я снова улыбнулась. — Просто сама в шоке…
— Это да…, — согласно кивнула Лена. — Точно, в шоке. Инфаркт в сорок два года…, — всё ещё качая головой, она двинулась к машине, крепко держа меня за руку. — С нами поедешь.
Рассевшись по машинам, мы всей компанией двинулись к нам домой.
— Врач сказала, что небольшие посиделки не помешают, — выгружая из пакетов разносолы, сказала Лена. — Мы тут тебе на время всяких заготовок принесли.
Я растерянно следила за её движениями.
Пашка поставил на стул термосумку и принялся загружать морозилку различными морожеными заготовками. Тут были и голубцы, и тефтели, и вареники, и даже пельмени.
— С индюшатиной. Это диетическое, — заявила Ленка авторитетно. — Я всё с врачом согласовала. Что можно, что нельзя.
— Ребят…, — мой голос дрогнул, а глаза наполнились слезами. Их забота была такой искренней, такой трогательной, что поневоле в глазах защипало слезами. — Не надо было… Я же не инвалид…