Это несерьёзно
Шрифт:
Я замыкаюсь в себе, не хочу ни с кем обсуждать ни Демьяна, ни нас с ним. Замираю. Не дышу.
Демьян приглашает на завтраки-обеды-ужины, и я соглашаюсь, конечно же. Потому что как тут справиться с искушением увидеть его еще раз? Потому что за прошедшие месяцы ни фига я не насмотрелась на красивое лицо и в пустые глаза.
Он заезжает без опозданий, и мы говорим о погоде. В рестиках едим и пьем что-то вкусное, особенное. Мы как будто празднуем. Шальные танцы босиком на осколках, получается?
У меня такой подъем
— Почему так весело? Что это, как думаешь? — спрашиваю за бокалом шампанского.
— Я полагаю, агония, — отвечает он с легкой улыбкой.
— За нее тогда, за родимую! — Беру бокал, но Баженов не спешит чокаться.
— Может, сыграем в камень-ножницы? — Поднимает руку.
Козлина. Как пощечиной это предложение. Я качаю головой.
Он вновь гнет свою линию:
— Не пригласишь к себе? У меня самолет уже завтра.
— Иди ты в задницу. — Закатываю глаза и осушаю бокал.
Мщу ему, сама не понимаю за что. За то, что не мой, наверное. За это тоже можно мстить, оказывается. Деструктивная идея, но кто сказал, что взрослые всегда мудрые?
У Демьяна самолет завтра, а у меня нет. А еще у него нет обратного билета. Мы больше не любовники, и тем не менее мы постоянно видимся.
Знаю, что без меня он совсем на еду смотреть не может, потому что я такая же. А когда вдвоем — ничего, терпимо, обедаем. Я совсем ни о чем не расспрашиваю — как живет он, как ночует. Не могу. Моя грудная клетка — открытая рана, потревожить ее — безумие.
Баженов молча пялится. Иногда мы вместе смеемся, если есть повод. Раньше я употребляла слово «агония» для красного словца, теперь я точно знаю его значение. Резервы подключились ради выживания. Я пробую предел собственных возможностей.
Маленькая капризная девочка внутри требует высказать Демьяну, как я ненавижу его за то, что уезжает один. Что у него эта дебильная работа, что всё вот так. Потому что я хочу с ним быть. Да, я сильная, я справлюсь, но я не хочу справляться. Хочу каждый день своей жизни его видеть, хочу общаться, хочу делить на двоих все, что происходит. Три месяца — это много. А еще три месяца — это срок, который Демьян взял с потолка, потому что гарантий нет вообще никаких и любовь на расстоянии — отстой полный.
Я никогда не была так красива, как в тот вечер, когда он приезжает попрощаться.
Пятница. Я ни с того ни с сего встаю и иду в коридор, в этот момент Баженов звонит в дверь. Шаг сбивается. Качаю головой: как это вынести?
В его руках огромный букет, который я не принимаю. Демьян держит цветы с минуту, потом аккуратно опускает на коврик у моих ног.
Стоим в прихожей. Одновременно хочется послать его в далекие дали и пригласить зайти, чтобы обнимать, целовать до потери пульса.
— Я ненавижу «СоларЭнерджи», — говорю наконец.
Демьян
— Я тоже, — произносит он медленно.
Его голос — как удар по груди, туда, где рана.
— Почему ты не можешь быть обычным кодером в каком-нибудь стремном банке?
Демьян поднимает глаза, я тут же отвожу свои в сторону, потому что точно знаю: зрительного контакта будет достаточно, чтобы меня разорвало в истерике. Чеку из гранаты мы давно вытащили.
Его голос звучит невыносимо мягко:
— Ты бы тогда не запала на меня, птенец.
Слезы наворачиваются. Да знаю я, что Баженов такой, какой есть, и другим никогда не был. Чуть не от мира сего, умнее всех остальных.
— Ты мой самый-самый лучший друг, — произношу низко, хрипло. Губы такие сухие, что быстро облизываю.
Уедет. Он сейчас уедет!
— Что бы ни случилось со мной, пожалуйста, помни каждую минуту своей долгой, яркой жизни, что ты самая прекрасная девочка на свете. Исключительная. Мудрая, добрая, красивая, сладкая везде. Никогда не разменивайся и не поступай наперекор себе.
— Не буду, уж поверь.
Он все еще смотрит в упор, каждая клетка моего тела ощущает внимание как грубое вторжение и реагирует. Долбит жаром и холодом. Потому что это он. Просто Он. Я его даже в телефоне переименовала.
Человек, который не нуждается в имени, у него их много, если уж на то пошло.
В моей жизни — самый главный, самый лучший, самый близкий. И да, я, конечно же, смогу без него, теперь уж точно, после этих месяцев рая и кайфа. Смогу без кого бы то ни было. Но проблема в том, что я не хочу даже пробовать. Нисколечко. И мужика другого мне не надо. И семью с другим тоже. Не наигралась в несерьезное.
Тяжелая капля чертит кривую линию до подбородка. Все еще не реву. Это так, плотина пропустила.
Я в такой сильной панике, что мы расстаемся, что завтра обед и ужин будут без него, что не могу до конца осознать это. Просто не могу, и всё.
Тугие бутоны алых роз рябят перед глазами, расплываются. Плотина дает еще одну трещину, и новая слеза капает с подбородка на босые пальцы. Моя спина прямая. Мне нужно, чтобы он убрался с глаз долой как можно скорее.
— Не обнимешь на дорожку? — произносит Баженов.
— Да пошел ты.
— Давай нормально попрощаемся.
— Пошел ты на хрен, Демьян Баженов, со своей работой и своими прощаниями.
Молчит. Секунду, две, три.
— Время поджимает. — В его голосе нет раздражения.
Никогда его не было по отношению ко мне, и я хочу себе этого мужчину. Поднимаю руку и показываю ему средний палец.
— Уматывай. — Указываю на дверь и отворачиваюсь.
Когда он подходит и обнимает со спины — сжимаюсь в комочек. Подгибаю ноги, он держит, подонок, к груди притягивает.