Это несерьёзно
Шрифт:
— Доброе утро! — радостно говорит Демьян. — Ты как сегодня? Как спала, принцесса?
Слегка улыбаюсь и потягиваюсь, изображая, что не проснулась еще три часа назад и не занималась макияжем.
— Доброе! Ты чего такой бодрый? Испробовал, наконец, бассейн в отеле?
Демьян наклоняется и целует в щеку. В этот момент током прошивает. Я бы сказала, обоих, но нет — кажется, только меня. Он же мажет губами, выпрямляется и подходит к окошку.
— Да, бассейн огромный. Прям вот пятьдесят метров.
В его руках пакет с вкусняшками и
— Я бы тоже поплавала с удовольствием.
Демьян поворачивается и смотрит укоризненно.
— Это же не навсегда, — развожу руками. — Ну, я надеюсь. Смертельно надоело болеть, Баженов. Хочу активности.
— Верю. А пока ты прикована к кровати, посмотрим вместе киношку? У меня несколько хотелок накопилось, и никто, блин, в целом мире их со мной не собирается делить.
— А про что там? — прищуриваюсь, делая вид, что у меня миллион других планов на день.
— Узнаешь.
— Там есть какая-нибудь любовная линия? Желательно основная.
Он хмурится, деловито доставая ноутбук из сумки. Невозмутимо соглашается:
— А как же!
Лжет! По глазам вижу. И даже не особенно скрывается. Я смеюсь вслух и качаю головой:
— Тогда один фильм мой, а второй — твой. По очереди.
Двигаюсь, чтобы Демьян устроился рядом. Я пьяная, до предела пьяная от счастья снова быть с ним.
— Ладушки. Впереди долгий день
Бросаю взгляд на название и закатываю глаза:
— Очень-очень долгий. — Сама устраиваюсь на его груди.
Он приобнимает таким образом, чтобы мне было еще удобнее, и мы вместе смотрим кино. Это самые лучшие часы за последние месяцы.
Время летит вперед слишком быстро, и день выписки хоть и был ожидаем, но застает врасплох.
Мы прощаемся в аэропорту. Демьян много говорит по телефону, и мне кажется, что он мог бы подольше побыть со мной. Того, что он сделал, резко становится недостаточно — внутри уже проснулась жадность. Наблюдаю за тем, как он хмурится, как произносит короткие фразы, как обалдело качает головой в каких-то моментах, которые его не устраивают, и медленно тлею.
В Питер, да и вообще в страну, Баженову пока нельзя возвращаться. Я не могу понять, что происходит в его жизни, на чьей стороне он трудится, какие планы строит. Все это как будто и неважно, когда он целует меня в лоб и произносит:
— Повод — дерьмо, но я так рад был тебя увидеть.
Внезапно чувствую, что он тоже скучает. Может, даже алчно, может, даже сильнее, чем я по нему.
— Дашь свой мобильник на пять сек? — Протягивает руку.
И я понимаю, что вряд ли он хочет селфи на память сделать. Вручаю ему. Демьян что-то делает, потом показывает мне экран:
— Видишь значок? Это чат. Пиши мне здесь.
— Что писать?
— Что угодно, если захочешь. Я отвечу.
Он вновь наклоняется и целует в лоб. А потом мы как-то враз тянемся, прижимаемся щеками и замираем. Я прикрываю глаза, наслаждаясь шансом коснуться его еще раз. Что Баженов чувствует —
Через несколько дней я в Питере пью кофе в компании его матери и рассказываю подробно обо всем, что со мной случилось. Она слушает внимательно, кивает. Вопросов лишних не задает, но я сама как-то вдруг догадываюсь, что вертолет у ворот виллы появился неспроста, тем более так быстро. Вряд ли такая услуга полагается туристу по страховке. И что-то я сомневаюсь, что наши власти могли настолько быстро среагировать в Индии. Баженов, бесспорно, гений, но не Господь Бог, удаленно организовать в чужой стране мероприятие такого масштаба он бы не смог без помощи.
Без помощи тех, кто может все. Вообще все. От этой мысли волоски на коже поднимаются.
Что же с тобой происходит, Демьян Баженов? Какие мысли у тебя в голове, какой путь ты себе выбираешь?
Мы с Радой Максимовной одновременно переглядываемся, но не озвучиваем догадки. Больше про вертолет я никому не рассказываю.
Спустя три дня после возвращения я покрутила в голове разные варианты диалогов и просто набрала в чате: «Привет».
«Привет, птенец».
Улыбнулась и сжала мобильник покрепче. Написала:
«Как ты?»
«С чего бы начать свой рассказ?»
«С того, как долетел. И учти, мне интересна каждая деталь».
Сердце замерло в ожидании… через минуту Баженов начал рассказывать.
Я смеялась до слез, улыбалась или ностальгировала, снова и снова перечитывая сообщения. Он отвечал на каждое, в любое время дня и ночи, что бы ни написала. Я не наглела, разумеется. Никакого нытья о нас, претензий или неудобных вопросов. Мы вернулись к легкому дружескому общению, шутили, обсуждали происходящее, делились какими-то мыслями.
Эйфория затянула, взяла в оборот. Однажды вышли на личную тему, я набралась смелости и спросила, а Демьян ответил.
Что после меня у него никого не было.
Эти слова взорвали изнутри.
«Я же говорила, что ты не сможешь быстро забыть меня».
«Я и не пытаюсь, птенец. А ты как?»
На этом вопросе я зависла и не отвечала слишком долго, чтобы он мог себе что-то придумать. Потом мы перевели тему, но после этого что-то как будто изменилось и в беседе появилось еще больше щемящей нежности.
Баженов докрутил чат, и мы стали обмениваться фотографиями. Переписка полностью увлекла меня. Я, наверное, и сама хотела увлечься, потому что ни с кем мне не было так комфортно, как Демьяном. Это состояние сложно назвать. Я знаю, что значит быть несчастной в крепких моногамных отношениях. Теперь я поняла, что значит — добровольно хранить верность в свободе. Просто потому, что иной путь невозможен.
«Если я точно хочу родить ребенка, врач посоветовал подстраховаться и заморозить материал. Сейчас так делают», — пишу Демьяну однажды.