Это ты, Берт?
Шрифт:
— Ты что-то сказал, незнакомец? — …двуногое первозданного вида… дегенеративное… неотесанное… на редкость недоразвитое… двуногое первозданного вида… первозданного…
Старик метнул в незнакомца косой взгляд.
— Повтори-ка!
Заминка.
Потом:
— Люр-ру-люр-люр-люр-люр… — ответил пришелец.
— Не это, — перебил старик. — А то, другое. — …двуногое первозданного вида…
— Ну и словеса! — закряхтел старик. — Ну и словечки! Вот бы и мне так шпарить на королевском наречии.
Деда заметно удивило, что незнакомец умеет говорить. — …неотесанный
Услышанное медленно доходило до старика, и, в конце концов, он решил, что не понял ровным счетом ни черта, но то, что он понял, пришлось ему не по нутру.
— Эй, послушай, — запротестовал он, — это еще что за тарабарщина такая?
И тут старика осенило, что никакой звучащей речи он таки не слышал! В тяжелом воздухе не раздалось ни единого звука. Он медленно откинулся на спинку стула.
— Постой-ка.
Сплюнул порцию табака.
— Минуточку.
Дернул раз себя за бороду.
— Может, я сбрендил, но ведь ты только что ничего не произнес?
В полуденном свете лоб незнакомца порозовел от пульсации, но ответа не последовало.
Старик затряс головой в надежде хоть что-то уразуметь.
— Ты ничего не сказал, но я ведь что-то слышал. Только слова проникли в мою голову не снаружи, а изнутри — как будто в мозгу фонтанчик забил. Черт, черт, черт! Чужак, что это со мной? У меня что — крыша поехала?
Незнакомец по-змеиному плавно задвигал червеобразными руками и белыми волнистыми ногами и стройным бледно-коричневым округлым туловом, а его глаза в пирамидальной голове с выпуклым лбом упорно разглядывали старика. — …цивилизация с признаками дегенерации… если она может служить примером… на нашей планете нет ничего подобного…
Старик опять ничего не понял, и то, что он не понял, ему не понравилось. Он ткнул ножом в воздух.
— А ну-ка выкладывай, кто ты такой есть! Ты что ж это, мысли чужие читаешь, как в варьете? Если да, то вали отсюда сей же час! Я с такими в одну церковь не войду. Чтоб духу твоего тут не было! Вот…
В голове старика чужеродные слова зазвучали снова, и на сей раз они стали позабористее: «… узколобый религиозный фанатик… что-то такое про предрассудки… семантически нездоров… социально неряшлив…»
Старик ощетинился.
— А ну, заткнись! — сказал он громко. — Ладно, черт с тобой, ты заявился, уселся и защебетал, чтобы я ничего не понял, но у меня есть сомнения насчет твоего языка, к тому же в Писании про него не сказано. Ты есть… — …умственно инертен…
И опять в воздухе эта невыносимая вонь. Она просочилась в ноздри старика, и его заколдобило, как от боли. Он закричал:
— Как же от тебя несет! Как же ты мне надоел! Давай, проваливай отсюда!
Старик встал, подпирая перила, служившие ему единственной опорой. — …несчастное забитое двуногое существо… воображает, будто оно властно повелевать… что невозможно… ибо насилие прекратило существование миллион лет тому назад… оно есть орудие невежественного индивида…
Старик
Издалека, откуда-то из Антилопьей долины, до него долетело ласкающее слух почихивание «Форда» 1925 года выпуска, тарахтящего по грунтовой дороге. Клем и Изабель… возвращаются из города. Они выручат… — …пролететь по космосу в снаряде… лишь для того, чтобы обнаружить выродившуюся двуногую особь… этот экземпляр… типичный для всех остальных, пока единственный из наблюдавшихся… на остальных из этой цивилизации, скорее всего, не стоит и смотреть… немедленно возвращаюсь на Четвертую планету…
Незваный гость поднялся, плавно извивая свои щупальца на солнце. Старик мгновенно принял эти движения за нападение, к тому же гнилостный смрад был так невыносим для его обоняния, что он схватил деревянную ножку стула, отчаянно потрясая ею.
— Прочь, а то щас как шарахну! — заорал он.
Старик не собирался ударять чужака. Он поскользнулся на веранде и упал вперед, рассекая воздух своей дубинкой. Она задела пришельца лишь самую малость. На обычном человеке от нее и шишки бы не осталось.
То, что за этим последовало, описывать слишком жутко. Череп лопнул, извергая розовую пену и плоть. Хрупкое тело сдулось, разъехалось, раскорячилось, скаталось на полу в бесформенные бело-розовые студенистые комки. Щупальца корчились от боли, извиваясь, как ложноножки у амебы, а вонь усилилась.
Благодаря своему слабому и расплывчатому зрению старик всего этого не увидел, а только подвергся воздействию запаха. Конечно, он видел, как падает незнакомец, но о летальном исходе ему было невдомек. И он бросился прочь, спасаясь от невыносимого зловония.
Клем и Изабель прибыли на своем «Форде», который дребезжал и постреливал глушителем. Старик не мог их видеть, зато был безмерно счастлив их слышать. Он смутно различал, как «Форд» резко остановился, и узколицый сухопарый Клем вылез из него, обращаясь к деду:
— Привет, дедушка! Слыхал, что случилось прошлой ночью? По всему городу разнеслось. На первой полосе «Горна» и по радио, и…
— Куда он подевался? — крикнул дед, озираясь по сторонам, сжимая нож. — Куда провалился этот бродяга?
— Кто куда подевался? — не понял Клем.
— Ну этот несусветный чтец чужих мыслей, с которым я только что разговаривал!
Старик изучал место падения непрошеного гостя.
Клем стремительно приближался к хижине.
— Чужак? Я не видел никаких чужаков, дед. Ты уверен?
— Черт! Еще как уверен. Я что, по-твоему, выдумываю?
Клем подошел к дому, и уже было занес ногу в сапоге, чтобы взойти на веранду, как остолбенел с гадливым выражением на лице.
— Боже праведный! Дед, кого тут прищучили? — возопил он. — Дьявол! Что за вонища! Тьфу! Ты что, змею убил или кого там еще? Похоже на змею. А там еще одна. Да ты аж двух гадов прикончил! Тьфу!