Это всё из-за тебя

Никитина Анна

– Ты чего? – взволнованно спрашивает Кир. – Все нормально?

– Просто соскучилась. – смотрю на него, а он целует в макушку.

– Иди сюда. – перетягивает меня на колени. Мы стоим на соседней улице от моего дома. Тут никто не должен увидеть, но я озаряюсь по сторонам.

– Стекла тонированные. Никто не увидит. Расслабься. – говорит Кир.

И я расслабляюсь в его объятьях. Мы целуемся. В машине только приглушенная музыка, еле проскальзывающий внутрь свет от фонаря и осыпающиеся листья клена на капоте. И наши причмокивающие звуки заполняют машину. Срывающееся дыхание. Голова идет кругом. Пространство машины сужается в одну точку. Эндорфины выходят и заполняют все вокруг.

Я верхом на Кире. Я чувствую, как его эрегированный член упирается в промежность через тонкие капронки. Боже. Кровь словно лава бежит по венам. Обжигает. Оголяет уязвимые участки тела. Чувствую набухшие соски, которые трутся о чашку лифа. Вот только барьер между ними появляется. Кир запускает руки под водолазку. Ныряет под лиф и сминает грудь. Целует шею. Я выгибаюсь и подставляю шею, ключицы, чтобы не останавливался. Не хочу. Сейчас нуждаюсь в них. И он не останавливается. Целует везде. Захватывает чувствительные горошины языком. Ласкает их неторопливо, при этом держит зрительный контакт. А у меня пространство плывет. Как и ночью, я в космические дали улетаю. Становлюсь огромной вселенной. Боже. Как выдержать этот контакт, если я себе не принадлежу? В машине жарко становится. Мозг плавится, и я вместе с ним. Ерзаю на нем. Внизу пульсирует и чувствуется жжение. Кажется, что стоит прикоснуться, и меня разорвет на части. Я близка к этому выводу. Ведь Кир не останавливается и касается там через колготки. Надавливает большим пальцем, массирует. Боже. Я стону уже откровенно. Не стесняюсь саму себя. Сжимаю свои сиськи. Сама мну горошинки, пропускаю сквозь пальцы. Господи, что я творю?! Неужели это правда я?!

– Ебать... – хрипло произносит. – Если бы ты знала, какая ты сейчас красивая, – глухо выдает.

– Кир... Я не могу... Взорвусь сейчас, – прерывисто говорю.

– Давай, малышка... Кончай. – ещё сильнее надавливает. Массирует. Я даже не пытаюсь вникнуть в это пошлое слово, хоть и смущением меня накрывает, как цунами Хиросиму.

– Ахх... Боже… – взрываюсь, как новогодний фейерверк. А Кир целует.

– Моя девочка сладкая.

Я чувствую свои соки на трусиках, влажных дорожках вдоль ног и на колготках. Мне стыдно и одновременно возбуждает так возвращаться домой. Вот только не успеваю перевести дух, как в окно стучатся.

– Боже мой, – меня такой волной накрывает. Спешно пересаживаюсь на свое сиденье. Нас видели. Видели всё, чем мы занимались. Боже, как стыдно. А если это кто-то из соседей? Тогда об этом узнают и родители. Боже... Боже...

– Успокойся, ладно? – обнимает за шею и заглядывает в глаза. – Никто ничего не видел. – киваю. – Я проверю, кто там, а ты спокойно одевайся. – он выходит. Натягиваю лифчик на законное место, пряча в нем вздернутую покрасневшую двоечку, и скрываю их под водолазкой. Одергиваю юбку и накидываю куртку. Поправляю волосы и лицо. Боже. Чувствую себя увереннее. Но страшно от того, что неизвестно, кто там на улице. Только голоса слышу.

– Готова? – Кир открывает дверь с моей стороны, чем впускает холодный воздух. Улыбаюсь и киваю. Он подает руку и помогает выбраться. Не успеваю повернуть голову, как слышу.

– Наконец-то! Думала, ты там всю ночь просидишь, – с ухмылкой добавляет сестра. А у меня пульс падает, облегчение испытываю.

– Боже, ты меня напугала. – серьезно говорю сестре.

– Скажи спасибо, что вас я заприметила, а не папа. Он бы не церемонился. – и это точно. Даже представить боюсь, что бы было. – Благо мне удалось его домой отправить, сказав, что мы скоро поднимемся, – тараторит сестра. И сейчас я ее расцеловать готова, что она нам так помогла. Я даже не хочу думать, что бы было, увидь нас мой папа тут и то, чем мы занимались. Мороз по коже проходится. Внутренности скручивает.

– Так что ты мне должна, – смотрит в упор на меня сестра.

– Она права, – поддерживает ее Кир.

– Сговорились, да?! – смотрю на двух самых дорогих мне людей. – Будем считать, что о твоих прогулах отец не узнает. – смотрю на сестру в упор.

– Тина сказала? – спрашивает Поля.

– Ректор. – и тут глаза сестры округляются, а я понимаю, что ничего не рассказала Кириллу.

– Серьезно? – переспрашивает уже взволнованно.

– Более чем, – так же серьезно отвечаю. Даю понять, что ситуация может обернуться ещё хуже, если она не возьмется за ум. – Ладно, нам пора, – поворачиваюсь к Киру. – А то если папа пойдет нас искать, проблем не оберемся.

– Хорошо, – обнимает Кир и притягивает к себе. Целует. – Напиши, как дойдете. – тяжело вздыхает. – Жаль, мне нельзя тебя провожать.

– Кирюш, ты же знаешь... Папа... Все сложно. – самой тяжело это выносить.

– Так скажи ему о нас... – парирует Кир, а я сникаю. – Или давай я с ним поговорю.

– Нет, Кирюш, я сама, – панически отзываюсь. – Я сама. – задерживаю зрительный контакт.

– Хорошо, – глухо отзывается Кир. – Но он должен знать, что между нами.

– Я скажу ему о нас, Кир. Обещаю. – сама подаюсь к нему, целую и убегаю, хватая за руку сестру. Поворачиваюсь и посылаю воздушный поцелуй на полпути. Счастливо улыбаюсь и бегу к подъезду. Что там меня ждет?!

23

Ты же знаешь, я все сделаю для семьи. Анна Бурцева

Впервые в жизни я стою в нерешительности зайти в квартиру. Стою, как истукан перед черной железной дверью с восемью замками. Четыре верхних, четыре нижних. Не понимала, зачем так много замков. Миллионы мы не хранили. Золота тоже нет. Самое ценное, что тут есть – это старенький компьютер в нашей с Полей комнате. И то в нем кроме моих курсовых и лицензионных программ ничего нет. Все работы храню на жестком диске или в облаке. Но отец настоятельно просил так закрываться. Мог отругать, если закроемся на три нижних. Поле один раз даже ремнем перепало за такую халатность. Мелкие же могут закрываться только на нижний, так как до верха ростом не достают.

Правила… Правила… Правила... Вот девиз нашей семьи. А как хорошо было там, в семье Кирилла. Где нет правил, законов и наказаний. Там есть безусловная любовь и принятие. Может, поэтому я так хочу туда, где легче дышится? Вы не подумайте. Я люблю свою семью. Родители, сестры. Они моя кровь. Моя родня. Только вот почему-то душа стремится обратно.

– Ты собираешься открывать? – тихий голос сестры вырывает из раздумий. – Или мы тут ночевать будем?

– Как я выгляжу? – задаю вопрос Поле, от которого она непонимающе смотрит. Но потом понимает.

– Нормально, – с улыбкой отвечает. – Отец не догадается.

– Хорошо, – выдыхаю и все же проворачиваю ключ. Натягиваю дежурную улыбку. Заходим, разуваемся и снимаем верхнюю одежду.

– Мы дома! – кричит Поля.

– Ой, девочки вернулись, – с улыбкой, выходя из кухни, говорит мама. В длинной закрытой блузке по горло и темно-бордовой юбке по щиколотки. Вот только четкие отметины пальцев на руке я замечаю. Отец тоже. Мама под его взглядом сникает и натягивает рукав ниже.

– О, блудная дочь вернулась! – с ехидной улыбкой на меня смотрит, обгоняет маму. – Ну, как проект?

– Хорошо. На пять защитили. Его на конкурс отправляют даже. – честно отвечаю. Его еще на каникулах сделала.

– Хм… Молодец. Хоть в чем-то есть от тебя толк.

– Юр, ну зачем ты так? Аня всегда нам помогает и радует, а ты только ругаешь её. – встает неожиданно на мою защиту. Но он так смотрит, что ничего хорошего не остается ждать. Его таким впервые вижу. Он не то чтобы злой, а полыхает, как разъярённый бык.

– Хватит тут сопли разводить! – грубым тембром командует отец. Словно мы не семья, а в армии находимся. – Аня, ты получила стипендию?