Это всё из-за тебя
Шрифт:
Охуенная… Моя...
Всплывают его слова. И я сама от себя кайфую. Трогаю живот, руки. Добираюсь до лобка. Сама. Боже. Сама бы этого никогда не сделала та Аня, которая была в начале этого семестра. Но новая Аня открыла в себе другие грани. Грани удовольствия и сексуальности. Своей красоты. И, боже, это не так порочно, как звучит.
– Иди ко мне, – протягивает с душевой кабины свои руки Кир, заманивая меня. И я иду. К нему. Всегда буду идти.
22
Я
Это самое прекрасное утро, о котором я только могла мечтать. Моя голова покоится на голой груди Кира. Одна моя нога сплелась с его ногой, а другая закинута на его торс так, что его рука покоится на голом участке моей попы. Он горячий, как чайник, который только что закипел. И нет, он не в стадии возбуждения. Он спит. Крепким и безмятежным сном. Я впервые так близко его рассматриваю. Могу увидеть каждую родинку, каждый миллиметр его тела. Он такой, что даже не верится, что мой. По-настоящему мой. Мой.
Аккуратно убираю ногу и переворачиваюсь на живот. Поднимаюсь на локтях и просто наблюдаю за ним. Его ресницы подрагивают. Провожу ноготком от линии виска к пульсирующей жилке на шее. Кадык дергается. Он сглатывает. Пульс начинает набирать обороты и издает характерный звук на его часах. Только внимания не обращаем. Так же лежим. Я иду дальше. Пробегаюсь по жестким волоскам на груди и спускающимся тонкой дорожкой к лобку. Дохожу до линии боксеров. Сама начинаю волноваться. Помню, что было ночью. Хоть я и осталась девственницей, но такое не забыть. Я рада, что Кир смог открыться мне. Это важно. Хоть и меня это вводило в жуткое смущение, но интереса вызывало больше. Его упругий половой орган был в моих руках. Я его чувствовала. Чувствовала его пульсацию. Чувствовала, как он отзывается на мои прикосновения. На мои действия. А главное то, что мне не было противно. Мне понравилось доставлять ему удовольствие самой. Пусть я многого не знаю, но главное – это эмоции и чувства.
Провожу пальцами вдоль резинки его боксеров, чуть задевая темные волоски. Вокруг пупка и возвращаюсь обратно. Наклоняюсь и целую в шею. Дорожкой веду до мочки уха. Захватываю её в плен, слегка кусаю и следом целую. Чувствую себя хулиганкой.
– Я знаю, что ты не спишь. – смущенно выдаю ему в ухо.
Он открывает глаза.
– Доброе утро! – потягиваясь, прижимает к себе и, перекатывая меня на спину, наваливается сверху. Целует.
– Доброе, – уже отрывисто шепчу. – Если мы продолжим в том же духе, то опоздаем в академию.
– Неплохой план, – ухмыляясь, говорит Кир. – Я бы не против проваляться с тобой весь день в кровати.
– Но сегодня защита проекта по методологии, и мне точно нужно там быть, – парирую. – Тина и так все за меня сделала, Кир. – целую его сама, в надежде, что поймет, что учеба для меня тоже важная часть жизни. Не зря я пять лет шла на красный диплом. Сначала из-за родительской прихоти, но, а потом и самой уже было важно довести все до конца.
– Ладно, значит, поедем в академию, – соглашается Кир. И я улыбаюсь.
– Спасибо, – обнимаю его за талию и целую сама.
Завтрак проходит в той же самой дружеской атмосфере. С родителями Кира настолько уютно и тепло, что мне грустно отсюда уезжать. Грустно покидать этот островок любви и полного принятия в дом, где полно претензий и бесконечного контроля. Как в армии. Странно да, так говорить о родительском доме, который, по сути, тебе должен быть дорог, и в нем ты должна чувствовать себя защищенно. Вот только парадокс: всё это я ощущаю в доме Сомовых, но не в родительском.
Позже я собираю вещи в пакет, и мы покидаем территорию Сомовых. Кир переплетает наши пальцы всю дорогу. Я чаще улыбаюсь. И дышу через раз. Это уже вошло в привычку с ним. Я не знаю, сколько еще он подарит мне новых эмоций, но каждую я помню досконально. Запоминаю. Храню бережно в сердечке и перематываю, словно пленку у себя в голове, когда мы не вместе. Это вообще нормально – сходить с ума по человеку, когда вы только расстались у порога академии?
– Я заеду за тобой ночью? – держась за руки около корпуса, спрашивает.
– Кирюш, я очень хочу. Но думаю, не сегодня. Отец и так в ярости за мой побег, хоть и мама его убедила, что я у Тины, но все равно будет напряженно дома. – тяжело вздыхает и морщится.
– Я сама очень скучаю, когда без тебя. Но давай сегодня потерпим. Запускаю руку в карман куртки и достаю приготовленный подарок. – Это тебе. Синие матовые бусины с белыми вкраплениями разделяют маленькие черные бусинки, а посередине – кулон в виде половинки красного магнита на черном каучуке. – У меня такой же, только с синей половинкой. Отодвигаю горловину водолазки и вытаскиваю его из-под неё.
– Я помню, что после того разговора шесть лет назад ты порвал свою часть подвески. Я увидела тогда в окно. Когда ты ушел, я собрала эти бусины и сделала новый. Я не знала, встретимся ли мы когда-то, но хотела твою часть сохранить у себя. А в тот день, когда я сбежала, я хотела признаться тебе, что люблю этой самой подвеской и перечеркнуть нашу дружбу нашим новым этапом, где мы вместе. А сейчас я хочу, чтобы она была у тебя. Ведь они символизируют нас. Я видела твою татуировку с магнитом и подумала, что мы должны её возродить в нас двоих этими парными подвесками. – выдыхаю, когда заканчиваю говорить, и смотрю на наши переплетенные пальцы, пока Кир не поднимает мой подбородок и целует меня. А наши подвески также притягиваются и соединяются. – Я добавила туда настоящий магнит. – смущенно выдаю, будто запретное что-то натворила.
– Теперь мы всегда будем притягиваться, что бы ни произошло, – хрипло выдает Кир, припечатываясь ко мне своим лбом. Целует, пока эту идиллию не нарушает Тина.
– Так, голубки, не нацеловались за три дня? – обнимает нас Тина.
– А ты не завидуй, – отзывается подошедший к нам Руслан. – Или тоже хочешь поцеловаться? Могу помочь. – кладет руку на плечо Тины, облизывает губы и подрагивает игриво бровями.
– Я лучше от жажды сдохну, чем с тобой поцелуюсь. – Тина сбрасывает его руку и утаскивает меня внутрь академии.